Эго-психология и проблема адаптации

Нам также прийдется признать, что сфера строго рационального действия гораздо уже, чем предполагают некоторые из нас: мы направляем наши действия, предвидя последовательность событий, но в решающих областях жизни мы лишь очень редко можем прогнозировать с научной уверенностью. И действительно, наука часто не может даже сказать нам, каковы “наилучшие технические средства” для данной цели. Между тем, действие — по крайней мере частично — остается вопросом иррационального решения; то есть, даже если мы полностью прогнозируем аффективное действие, поведение человека направляется не только его рациональными мотивами, но также привычками, передаваемыми из поколения в поколение принципами, самоочевидными суждениями, основанными на традициях, и тому подобному. Несмотря на огромную биологическую значимость, которую мы приписываем интеллекту, мы не можем отрицать, что этот другой путь часто столь же успешен. Книга Лафорса (1937) содержит схожие соображения, показывающие, что в адаптивных достижениях индивида роль высоко дифференцированных рациональных функций не является ни общей, ни абсолютной.

Неудача осознания ограниченной роли интеллекта во всей личности временами приводила к описанию целиком рационального человека (в только что определенном и узком смысле) в качестве идеала, образца здоровья. Этот идеал напоминает те карикатурные концепции психического здоровья, с которыми мы сталкиваемся у наших пациентов в ходе анализа. Так как все те сравнительно стабильные формы реакции, которые мы называем чертами характера, включают в себя иррациональные элементы — вполне отдельно от решений относительно средств и целей, которые они могут подразумевать — этот идеал рационального человека является идеалом “человека без качеств” (если позволительно использовать название широко известного романа [Мусил, 1930,1932] в ином смысле этого слова.) Опыт показывает, что здоровый и проанализированный человек далек от такого “идеала”. Если мы вспомним, что говорили выше о синтезе и ранговом порядке, то прийдем к совершенно иной картине: оптимальная роль обдумывания средств и целей в адаптации определяется зрелостью, силой и структурой эго.

Почему же эта картина столь искажена? Потому что в ней особенная способность заняла место всех других ментальных функций. Картина становится гораздо человечнее, если мы придадим интеллекту организационную функцию, нежели чем роль замещения всех других функций. На определенном уровне развития интеллект начинает осознавать собственную роль как одной из функций среди других, видит собственную активность в правильной перспективе среди других ментальных тенденций (и, таким образом, преодолевает рационалистический предрассудок, который путает ценность, которую он приписывает рациональному поведению, с подлинной эффективностью рационального поведения). Лишь после того, как такое расширение осознания ставится на службу действию, интеллект действительно служит высшим синтетическим и дифференцирующим функциям эго. Однако эта форма синтеза не является концептуально идентичной с тем, что обычно называют “рациональным”. Это включение других ментальных функций в план мысли и действия эго является образцом его общей антицикаторной функции, которая включает знание как отношений человека к окружающей среде, так и к своей внутренней жизни. До психоанализа не было возможно функционирования интеллекта в чистой форме на этом уровне, и мы можем сказать, что эволюция интеллекта впервые создала в форме психоанализа средства по достоинству оценить эту задачу. Допсихоаналитические подходы к “рациональности” имели главный (биологический и социальный) недостаток в том, что принимали в расчет лишь сознательные интересы эго. “Рационализации” в этом смысле — который отличен от психоаналитического значения этого термина — должны быть, однако, в некоторых отношениях менее адекватными, чем нерациональные, “направляемые по определенному руслу” достижения адаптации, которые до определенных моментов гарантируют равновесие всей личности. История нашего времени предлагает много примеров для доказательства правоты этой связи. В действительности, однако, психоанализ делает возможным синтез и дальнейшее развитие форм адаптации, хотя я не могу обсуждать здесь степень, до которой общество готово или не готово использовать этот инструмент.