Эго-психология и проблема адаптации

VI. Некоторые интегративные функции эго

Теперь мы возвращаемся к обсуждению регулятивных принципов эго, которые мы начали описанием мышления и рационального действия. В данном месте мы должны в состоянии кое-что сказать о тех регулятивных факторах, которые связаны с интересами эго[21] и желания. Однако психоанализ, занятый регуляцией со стороны инстинктивных влечений и мышления, потерял из поля зрения регуляцию со стороны желания. Кроме того, для психоанализа было более важно рассматривать процессы инстинктивных влечений и процессы желания в контексте индивидуального развития, которые связывает их, нежели чем отличает их друг от друга. Нам известно многое о зависимости желания от потребностей, но мало что известно о его независимой, специфически психологической значимости, хотя мы признаем, что оно в большей мере направляется внешним миром, чем инстинктивные влечения. Можно высказать предположение (Федерн однажды выделил этот момент), что психология процессов желания предназначена играть роль в психоаналитической эго психологии будущего.

Весь диапазон синтетических факторов еще неизвестен: некоторые из них принадлежат суперэго, большинство из них принадлежат эго, а некоторые из них частично принадлежат свободным от конфликтов регулятивным функциям эго. Мы понимаем некоторые из бессознательных синтетических факторов; но нам известно очень мало о предсознательных и сознательных факторах. Иерархии ценностей определенно принадлежат к ним в этом контексте и выполняют роль, схожую с той, которую логика, числовые ряды и т.д., играют в рациональном мышлении, в том что они координируют задачи и средства решения. (Другая их роль, которая может происходить в результате чрезмерно строгого суперэго, столь знакома, что нет надобности обсуждать ее здесь.) Мы не должны недооценивать значения этих ценностных иерархий среди тех социально детерминированных иерархий, с которыми ребенок должен прийти к согласию, и путем принятия которых он становится частью “мира, в котором люди поставили над собой закон”, — говорит С.Бернштейн-Виндхолоц (1937) в превосходной статье. Ребенок, путем принятия этих ценностей, может находить подходящий способ справляться со своими либидонозными и агрессивными импульсами, а его принятие может, таким образом, быть равносильно синтетическому достижению. Но, конечно, не все элементы социальной ценностной иерархии будут в равной степени пригодны для такого использования. Сверхиндивидуальная природа таких ценностных систем и идеалов способствует кооперации с другими людьми и, таким образом, также и адаптации. Социальные системы ценностей точно такие же, как и любые другие соглашения (в самом широком смысле этого слова): хотя они часто служат помехой адаптации, при определенных условиях они могут способствовать ей. Фрейд (1921), при обсуждении социальной значимости формирования идеала, рассматривает кристаллизацию некоторых из тех целей, которые определяют направление рационального действия. (Здесь опять релевантно отличие Макса Вебера между рационально целевым и рационально ценностным действием.) В этом контексте “цель” не должна иметь финального, то есть, абсолютного дополнительного значения. Цели, говорит Дьюн (1922) являются в целом средствами “унифицировать и освободить текущие, противоречивые, смешанные привычки и влечения”, его терминология, конечно, отлична от нашей. Эта форма адаптации, подобно любой другой, подходяща лишь для средне ожидаемых ситуаций. Те социальные нормы, которые усваивает ребенок, лишь частично совпадают с теми наградами и наказаниями, которые он будет действительно получать от общества в последующей жизни. Тем не менее, эти иерархии ценностей могут служить в качестве станций включения или точек кристаллизации человеческого поведения: мы видели, что действие предполагает не только рациональную регуляцию, но также цели, устанавливаемые иерархией ценностей. Значимость такой иерархии ценностей, сформированной у индивида, варьирует в соответствии со структурой общества, в котором они возникают, например, в соответствии с тем, склонна ли этика, реализуемая в обществе, быть более нарциссического, или более компульсивно-невротического типа и т.д. Некоторые такие иерархии ценностей могут быть прямо враждебны, другие — нейтральны к обществу, а некоторые будут содержать социальные факторы первостепенной важности, как, например, оценка любви к людям. Фрейд (1926а) заметил: “При данных нам предрасположений влечений и окружающей среде, любовь к людям должна считаться столь же незаменимой для выживания человечества, что и технология”. Таким образом принятие этической иерархии ценностей может выполнить задачу синтеза и может, но не обязательно, быть полезно для индивидуальной адаптации. Мы еще более уверимся в полезности этих иерархий ценностей, если примем в соображение их роль в сохранении общества (или определенных типов общества). Я кратко упомянул и не буду далее обсуждать трудный вопрос, станет ли наша жизнь лучше, если наша концепция адаптации включает в себя лишь выживание индивида, или же если она включает в себя также и выживание рода. Я опять хочу здесь подчеркнуть, что ради простоты я пренебрег, и буду продолжать не учитывать, как раз те связи, которые обычно представляют для нас наивысший интерес: как развивается склонность к построению таких “иерархий ценностей”, какую роль играют реактивные образования в этом развитии, с какими требованиями благодаря им справляются, и каковы источники этих тревог. Мы не будем рассматривать здесь эти вопросы.