|
На протяжении четырех лет Фрэнк встречался со многими психотерапевтами, и ему было поставлено множество диагнозов, включая депрессию, диссоциативное расстройство идентичности, инфантильное расстройство личности и паническое расстройство. Еще один аналитик подчеркивал, что главным токсичным элементом была семейная динамика. Все эти разнообразные диагнозы всегда несли в себе некоторую изначальную надежду понять, что происходит, но все они были полезнее терапевтам, чем Фрэнку, и, что касается собственно лечения, ни один из них не привел особо далеко. Это изменилось, когда Фрэнк начал работать с аналитиком под моей супервизией, и работа с его случаем стала вестись через призму комплекса слияния. Аналитик разглядела, что чрезвычайная сенситивность Фрэнка, его способность к сканированию держала его на дистанции от нее, и что в первую очередь тело Фрэнка, а не его разум, переполнялось фрагментарными чувствами и ощущениями. Во время беседы с человеком, когда тревожность Фрэнка внезапно возрастала, он мог выпалить: «Что случилось?» Человек, к примеру, член семьи Фрэнка, обычно раздражался и чувствовал себя обвиненным в каком-то неверном поступке. «Неверным» для Фрэнка могло быть легкое уклонение собеседника от разговора — не открытый уход от общения, но тон голоса, изменение позы или эмоционального состояния, которое Фрэнк учуял. Раздосадованные и разозленные постоянными требованиями близости от Фрэнка, члены его семьи и друзья считали его невыносимой «занозой в заднице» и избегали общения с ним, оставляя его с ощущением полной изоляции. Для терапии Фрэнка было чрезвычайно важным, чтобы аналитик озвучила его дистресс. Это означало описывать, возвращая назад Фрэнку, все, что он переживал. Однако подобная техника была эффективной только тогда, когда аналитик сохраняла связь со своим собственным осознаванием этого уровня сенси-тивности и со своим собственным чувством опасности «упасть в ничто». Более того, ей нужно было описать эти состояния ума 9-8869129 и тела как полевые качества, которые она испытывала, когда осваивала поле вместе с Фрэнком, а не рассматривать их как наведенные состояния, исходящие от комплекса слияния Фрэнка. Если же она говорила «из головы», то никакое утверждение, неважно, насколько верное, не приносило пользы. В такие мгновения аналитик чувствовала, у нее нет защищенного тыла, как если бы она была уязвима перед психической атакой. Имея достаточно мужества вдохнуть, побыть в теле и почувствовать собственные страхи как внутренние аспекты своего собственного существа, с которыми она была связана, но не отождествлялась, она смогла дойти до конца в переживании этого пугающего состояния, не впав в него. Испытав страх, она смогла воспринимать Фрэнка так, что это позволило ей выразить его переживания в словах — озвучить его ужас перед уничтожением и его чувство отсутствия контейнера. Особое внимание она уделяла поиску слов для чрезвычайной уязвимости, ранимости Фрэнка, которая была ощущением разодранной психической кожи на спине.. — 91 —
|