|
Переживание Кайлом своего комплекса слияния привело, как это часто происходит, к развертыванию процесса индиви-дуациии процесса, пребывавшего в спячке в течение большей части его жизни53. Постепенно формировалась и росла самость, увиденная в снах в образе нового ребенка, которого он спасал от опасных ситуаций, или в образе неизвестного могущественного человека. В свою очередь, в поле между нами постепенно 55 все в меньшей и меньшей степени доминировали диссоциация и отчаяние. Шизоидная замкнутость перестала быть его основной формой действий. Утечка энергии из поля между нами значительно сократилась. Кайл начал осознавать степень психотической тревожности своей матери и то, насколько его жизнь была управляема ею, он понял, что по большей части страдал от тревоги, которая не была его собственной. Значительно изменившись, он уже мог восклицать: «Я не мама. Мне не нужно всего бояться». Впервые в жизни Кайлом двигал не набор ригидных мнений суперэго, но что-то внутренне подлинное. * * * Prima materia процесса Кайла лежала в восприятии оппозиций комплекса слияния, организующего поле между нами. Алхимики Ренессанса говорят о трансформирующей силе одной единс-твенной капли их эликсира. Подобным же образом в целом ряде случаев за последние десять лет я был свидетелем трансформирующей силы одной-единственной сессии, на которой комплекс слияния оказывался увиденным и идентифицированным, а отношение к нему вследствие этого менялось54. Один такой пример касается случая пятидесятилетнего мужчины, которого мы назовем Норманом. Он Встречался с женщиной, которая на протяжении многих лет неизменно его разочаровывала. Неприятно было наблюдать за его яростью и презрением к ней. Даже сам Норман порою удивлялся, насколько жестоки и ядовиты его описания этой дамы. Однако на наших сессиях он из кожи вон лез, стараясь оправдать подобное свое отношение примерами ее «ужасности». С явным наслаждением он «разоблачал» ее «неумелость», что абсолютно не соответствовало его характеру. Его безжалостность была уникальной чертой этих отношений, как и то бессердечие, с которым он постоянно использовал эту женщину для выполнения его поручений и домашней работы, словно бы она была «прислугой», как он выражался. Норман боялся «плохой кармы», которую он создавал. Он знал, что его поведение этически и духовно неправильно, но не мог остановиться. Он не контролировал себя. Неделю за неделей я слушал его жалобы на эту женщину, и поражался тому, что ни одна интерпретация его проекций на нее (например, его — 36 —
|