|
Но затем Вильма посмотрела на него и сказала: «Ты не присутствовал здесь со мною весь день». Услышав такое, Роджер почувствовал себя «задетым, дезориентированным, обвиненным, смущенным и не способным думать». Он описал это чувство как шок для его организма, как внезапную перемену эмоционального состояния, как абсолютный разрыв с тем, что он испытывал на мгновение раньше. Гнев вскипел внутри него, и ему захотелось настоять на своем: «Мы провели такой замечательный день, и ты говорила, как хорошо, что я с тобой, а теперь вдруг «ты не был здесь»! Это несправедливо и глубоко неверно!» Его чувства сопровождались необычным и серьезным физическим дискомфортом в груди и голове. По мере возрастания гнева он едва мог: сдержаться, чтобы не обрушить его на Вильму. Он чувствовал себя «пойманным в ловушку и раненым зверем, мечущимся между желанием бежать и побуждением наброситься на кого-нибудь в отчаянии». После нескольких секунд молчания он начал думать: «Она хочет разрушить меня. Она убьет меня, если я останусь с ней. Она опасна. Нужно уходить. Слава Богу, на мне никаких обязательств. Может быть, я слишком 144 много наобещал ей, говоря, что буду рядом, пока она будет устраиваться на работу». Его любовь улетучилась. В тот момент преобладала ненависть. Не такое уж легкое дело для мужчины услышать о своих темных, неприятных качествах от кого-то, перед кем он уязвим, и при этом продолжать сохранять свое чувство идентичности и интерес к этому человеку. Роджер смог контейнировать в качестве внутреннего переживания первое сообщение — о своей лживости. Однако второе сообщение привело к совершенно иному состоянию, в котором его функционирующая самость едва ли была доступна. Роджер смог контейнировать некоторые свои реакции: он сдержался, и не отыграл вовне свой гнев, кроме того, небольшая способность к рефлексии сохранялась; например, он осознавал необычную силу своих реакций. Однако большая часть его реакции оказалась вне контейнирования, поскольку он эмоционально оказался переполненным, перегруженным тревогой, дезориентированным и был близок к панике — это тот скачок эмоций, что столь характерен для комплекса слияния, констеллировавшегося между ним и Вильмой. Когда Роджер вспомнил, что нужно глубоко вдохнуть, и немного пришел в себя, ему удалось сказать Вильме, что ее слова показались ему чрезвычайно несправедливыми. Он сказал ей, что почувствовал удар ниже пояса. И все же он сознавал также, что происходящее он не мог воспринимать как случившееся «внутри него» или «исходящее от нее». Лучшее, что он смог сказать — что бы это ни было, это что-то имело место в пространстве между ними. — 103 —
|