Мы не знаем, жил ли Кандинский в «Латинском квартале» и именно в «Чебышах». Возможно он носил не длинные волосы, а стригся коротко и не надевал шляп с «широченными полями» и даже питался не в «Русском трактире». Но в одном мы твердо убеждены, что его студенческая жизнь не была жизнью богатого купеческого сынка пли обеспеченного дворянина, а жизнью студента-разночинца со всеми ее трудностями и это определяло его демократические настроения, которые нам известны на основе изучения его жизни по окончании Университета. Касаясь учебы Кандинского в 3-й Московской гимназии, был отмечен тот факт, что, начиная со второй половины 60-х годов, в средней школе отчетливо выявилось усиление реакции, жесткое пресечение всяких либеральных начинаний в преподавании. Мы также писали, что либеральные традиции в этой гимназии, поддерживаемые ее директором П. В. Гривцовым и большей частью учителей, не давали учащимся, в том числе и Кандинскому, сильно чувствовать новые реакционные веяния и реакционною политику в средней школе. Но реакция подняла голову и обрушилась со всей силой на прогрессивные тенденции в обучении и просвещении не только в средней школе, но и в высших учебных заведениях, да и во всех областях культурной жизни. Наступление реакции захватило и Московский университет, причем особенно это проявилось как раз в 1867 году, в год поступления туда Кандинского. Приведем красноречивый документ, иллюстрирующий это положение. Речь идет о письме известного историка В. О. Ключевского 9 февраля 1867 года своему другу по совместной учебе в Пензенской семинарии П. П. Гвоздеву. «Пишу со стесненным сердцем, с тяжестью на душе, какую я испытывал только в самые тяжелые минуты жизни. Перенесись мыслью в наш университет, припомни кое-что из говоренного мною тебе и внемли. Сол., Чич, Дмтр., Кап., Рачин. и Бабе, подают в отставку, и… и… одобрение этих гадостей министром. Во главе этого гадкого большинства стоят ректор, Леонтьев, Юркевич и Любимов: это самые крупные подлецы. Затем о значении этого события суди на следующих основаниях: большинство выходящих принадлежат юрид. факультету, и после них смотри кто остается на этом и без того бедном профессорами факультете старейшего русского университета: дура-ректор, совершенно тупой Никольский…, меньше чем недалекий Беляев, да ни рыба, ни мясо Мильгаузен… Проф. ботаники Рач.— также один из самых любимых студентами. Я не передаю тебе подробностей: тяжело написать и то, что ты читаешь теперь на этом листке… Дело, вероятно, получит еще развитие… Старейший русский университет уподобляется оборванной вдовице, лишаясь лучших людей, державших светоч мысли науки; обращаясь к остающимся дымным-ночникам, ты прибавишь: уподобился ободранной и блудной воровице». — 32 —
|