Важным для экспертной деятельности Кандинского является его понимание сложных диалектических отношений между психологическими и психопатологическими факторами, определяющими поведение обследуемых. Кандинский отмечал общность психологии и психопатологии. Имеем ли мы дело с нормальной психической деятельностью или с болезненно измененной психикой, в том и другом случае речь идет о психической деятельности, и в этом отношении психология и психиатрия имеют общий предмет изучения. Общность психологии и психопатологии — явление бесспорно важное. Но следует ли из этого, что она, эта общность, перекрывает различия в отношениях, которые складываются между человеком и внешним миром, и закономерностях деятельности мозга и психического функционирования в условиях психического здоровья и психической болезни. Попытки психологического толкования психопатологически обусловленного поведения человека являются глубоко ошибочными и по существу приводят к отрицанию психиатрии как науки. При психической патологии имеются нарушения и извращения связей внешнего и внутреннего, ослабление, ограничение и даже полный разрыв их. Кандинский понимал эти сложные отношения психологического и психопатологического. Убедительно это подтверждает его дискуссия с Б. В. Томашевским во время все того же обсуждения в Петербургском обществе психиатров статьи 36 Уложения о наказаниях. Приведя в пример меланхолика, который совершает убийство единственно с целью, чтобы добиться таким путем наказания и «искупить свои грехи», Томашевский видит в таком поведении меланхолика и осознание своих преступных действий и способность управлять ими. Значит, если пользоваться той частью статьи 36, в которой изложен психологический критерий вменения, то следует признать этого меланхолика вменяемым. Кандинский подвергнул острой критике Томашевского за упрощенчество и психологизирование в оценке поведения больного меланхолией, за то, что он неправомерно сопоставляет меланхолически-бредовое поведение с поведением здорового человека, в норме психологически обусловленным. «Разве можно ожидать какой-нибудь свободы там,— пишет В. X. Кандинский,— где сущность душевной болезни именно и сводится к явлениям психической задержки, к подавленности, к крайне медленному и тяжелому движению представлений». Но если сложность отношений психопатологического и психологического проявляется в наличии их общности и различий и потому ошибкой было бы отождествлять эти две формы (нормальную и патологическую) психической деятельности, то не следует забывать, что у психически больных могут иметь место различные формы сосуществования психопатологического и психологического. Неадекватное отношение к окружающему и неадекватное поведение, обусловленное психопатологией, могут сочетаться с адекватным отношением и поведением, обусловленными сохранными сторонами психики (вплоть до осознавания имеющейся патологии и вызванных ею нарушений психики). — 141 —
|