Введение в психиатрическую клинику

Удивительно лишенные содержания, во многом беспомощ­ные, ускользающие фразы больного, выраженные в обрывках слов, должны возбудить подозрение в существовании афазических расстройств. Если мы сначала исследуем его способность понимания речи, то из предыдущих разговоров уже выяснилось, что он понимает общий смысл обращенных к нему вопросов. В ответ на произнесенные слова он, большей частью, верно пока­зывает соответствующие предметы. Точно также он без колеба­ний исполняет обращенные к нему простые требования подняться, снять пиджак, показать язык. При более сложных требованиях, однако, его понимание речи оказывается недоста­точным. Он не понимает, когда его просят одновременно за­крыть глаза и поднять ногу; ошибается, когда должен найти в коробке менее знакомые предметы, как-то веер, щетку для зу­бов, наперсток. Поражает также, что он без возражения прини­мает бессмысленные утверждения, что летом идет снег, что зимой очень тепло. Шуток он не понимает. Напротив того, жес­ты он понимает совершенно правильно, приходит, когда его по­манят, хочет писать, когда ему подают перо. При чтении он большей частью делает ошибки: Stier вместо Tisch, Stock вместо rot, Masse вместо Messer; он также неправильно называет неко­торые буквы. Иногда ему удается исправить свои ошибки; но он и тогда не в состоянии показать предметы, названия которых он прочитал; точно также он не исполняет письменно данных при­казаний.

Речь больного, кроме указанных особенностей, не представ­ляет на первый взгляд других расстройств. Повторять слова он может без затруднений. При назывании предметов, которое ему, большей частью, удается, он, однако, иногда оказывается несо­стоятельным. Топор это — “что-то вроде, как дровосеки в лесу”, щипцы для орехов — “тоже вроде того, что идет для плотников” и т. п. О пушинке он говорит, “так что предмет, который убира­ют из комнаты; он, конечно, слишком мал”, о воронке, “это сна­ружи, когда женщина берет воду, когда нужно совсем глубоко”, о свечке — “это зажигалка, которой зажигают свет”, о колоколь­чике — “тоже вещь; внизу у нее такая вещь есть, и сверху у нее также вещи, это тоже детям для игры”. Эти выражения показывают, что больной, очевидно, знает значение предметов, но не в состоянии найти названия для них и вообще затрудняется выра­жать свои мысли словами. Он также не умеет назвать некоторых движений или действий, которые проделывают перед ним, как-то плавание, хлопание в ладоши, звонить, лаять, в других случаях это ему удается. С вещами он обращается частью, прави­льно, частью неправильно. В иголку он вдевает нитку, звонит колокольчиком, зажигает свечку, но со столовым ножем обра­щается как с ложкой, не умеет обходиться с гребнем и щеткой. При рисовании, срисовывании и списывании он, большей ча­стью, воспроизводит бессмысленные каракули; но он зато в со­стоянии написать свое имя и под диктовку воспроизвести фразу: “сегодня идет дождь”, правда только с повторением первого и последнего слова. Когда от него требуют написать место своего рождения, то получается только непонятный ряд букв.