Все эти жалобы в виду их недостаточной обоснованности были оставлены судом без последствий. Больной на таком решении не успокоился и пустил в ход всевозможные средства, чтобы достигнуть своей цели, сначала в виде обычного хождения по инстанциям вплоть до высшего местного Суда и до общеимперского суда. Затем пошли жалобы, пересмотры, ходатайства о кассации дела, о восстановлении в правах, далее прошения в министерство юстиции, великому герцогу, кайзеру, а также административному суду и провинциальному комиссару. Кроме того, проектировались еще жалобы в ландтаг, в союзный совет, интерпелляция имперскому канцлеру в рейхстаге, так как он ответственен за исполнение законов в государстве. Наконец, больной старался добиться отвода судей и судов, обращаясь с жалобами к председателям судебных инстанций, и имел в виду ходатайствовать перед великим герцогом о возбуждении дисциплинарного преследования против прокурора и обратиться с воззванием к обществу о защите правого дела. Бесчисленные прошения, которые он сочинял в течение последних лет, по его словам большей частью ночью, необыкновенно растянуты и в довольно бессвязном виде всегда повторяют одно и то же. По форме и способу выражения они напоминают юридические акты, начинаются словами: “по поводу”, приводят повсюду “доказательства”, заканчиваются ссылкой на “основания”, испещрены полупонятными или же совсем непонятными специальными терминами и параграфами самых различных законов. Часто они написаны наскоро и, по-видимому, в состоянии возбуждения, содержат многочисленные восклицательные и вопросительные знаки даже среди предложений, простые и многократные подчеркивания, иногда красным и синим карандашом, пометки на полях и дополнения, так что оказывается использованным каждое свободное местечко на бумаге. Некоторые прошения написаны на обороте решений и предписаний разных властей. Вследствие этого неотступного надоедания властям он, наконец, был отдан под опеку как душевнобольной, но против этой меры он пустил в ход всевозможные юридические средства и теперь мы должны по требованию высшей инстанции еще раз дать о нем окончательное заключение. Свою мастерскую он тем временем продолжает вести, хотя и с некоторыми затруднениями, и помимо своих прошений ничем не выделялся и никого не беспокоил. Если мы теперь предоставим слово самому больному, то Вы узнаете, что он не только вполне ориентирован и корректен, но может вполне свободно и находчиво толковать о своем судебном процессе. Он даже делает это с известным чувством удовлетворения. Он никогда не затрудняется ответом на возражения, защищает свой образ действий, приводя все новые подробности, юридические основания и параграфы законов. При более продолжительном разговоре выступает, однако, утомительная многоречивость его рассказов, склонность перескакивать от одной мысли к другой, причем, в конце концов, получается повторение одних и тех же оборотов речи, одних и тех же рассуждений. При этом выясняется, что настоящим источником своих неприятностей больной считает сутягу-адвоката, который действовал во время процесса о банкротстве, хотя уже в течение 6 лет ему не приходилось с ним более встречаться. Но когда он хотел подать свою жалобу на редактора, писец в суде отсоветовал ему это, ссылаясь на тот прежний процесс. — 158 —
|