|
Отрывок из отчета другого клиента: “Преимущество этих групп заключается в том, что на волапюке всегда можно сказать что-то такое, чего ты не выразишь обычными словами, или описать особое состояние, или как-то отругать того, кого ты хочешь отругать, но не решаешься это сделать. Интересно наблюдать за участниками группы, с которых как рукой снимается вся их так называемая английская чопорность. Некоторые дамы, хотя и говорят на групповом волапюке, но совершенно ясно, что они пользуются такими выражениями, которые на обычном языке они бы, конечно, никогда не рискнули употребить на людях. При этом они зачастую выглядят счастливыми, как дети. Через некоторое время становится ясно, что только в этой группе ты чувствуешь себя самим собой, ты сживаешься с теми словами, которые ты изобрел, и чувствуешь особое удовлетворение от того, что мог какие-то особые слова навязать группе в обмен на то, что согласился принять какие-то слова других членов группы. И на этом языке где-то с десятого-двенадцатого занятия ты можешь объяснить свои проблемы так, что это уже понятно всем, а они могут объяснить свои проблемы так, что это понятно тебе. И мы превосходно друг друга понимаем. Когда потом уходишь в обычный мир, честное слово, поначалу от обычной речи прямо-таки воротит. Все вокруг кажутся дураками и сумасшедшими”. Особая форма занятий сводилась к тому, что три или четыре участника, то есть половина обычной группы, отправлялась куда-то в город, где, располагаясь в баре или в ресторане, непринужденно болтали между собой на групповом волапюке, нарочито громко, привлекая к себе внимание окружающих. Общаться разрешалось только между собой. Задевать посторонних строго воспрещалось. Хотя, как писал Серф, в этих случаях очень трудно проконтролировать, выполняют ли они все требования и предписания психотерапевтического ритуала, однако то удовлетворение, которое они получали от такого своего поведения, с лихвой перевешивало все недостатки отсутствия контроля. Через некоторое время стало ясно, что подавляющее большинство пациентов, дошедших до конца терапии, не собирались расставаться с этими группами, и создание групп поддержки стало настоятельной необходимостью. Очень скоро все это дело превратилось в широкое психологическое движение. К двадцатым годам относится попытка Джорджа вступить в контакт с З. Фрейдом. На свое письмо Серф, однако, не получил никакого ответа, даже вежливой отписки. Объяснение этому можно найти в четвертом томе книги “Life & work of S. Freud” Э. Джонса, где тот приводит такую фразу из одного письма к нему Фрейда: “Недавно я получил письмо от одного вашего компатриота, который лечит невротиков при помощи неких новых языков. Напрасно я искал в его пространном письме и прилагавшемся к нему оттиске статьи хотя бы малейшие попытки объяснить эффект от его терапии через инфантильную сексуальность и оральные фиксации, хотя ясно, что такое объяснение здесь выглядит более чем естественным. У меня сложилось впечатление, что он уделяет внимание инфантильной сексуальности еще меньшее, чем Юнг или Адлер. На какой же ответ от меня он рассчитывал?!” (E. Jones, v. 4, p. 542). — 295 —
|