Одна из важных задач введения — сделать терапевтический процесс, как таковой, привлекательным делом. Всегда очень хорошо описать радости предстоящих процедур, представить их пациенту как некое времяпрепровождение, сулящее удовольствия само по себе. Здесь в более выгодном положении, ясное дело, находятся те, кто предлагает в структуре акции способы изменения состояния сознания. Можно, однако, описывать, не только удовольствия, но и артефакты, скажем, предсказывать появление сопротивления, если речь идет об аналитическом процессе. Достойное введение может включать в себя описание механизма излечения. Назовем это описание рефекционной легендой. Есть обстоятельства, которые вынуждают нас изложить пациенту то, что мы собираемся с ним делать, а именно в первую очередь желание пациента. Возможно даже изложение акционной легенды, то есть разъяснение порядка проведения процедуры. Можно, однако, всего этого и не делать, а приступить к делу как бы незаметно для клиента, как это мы читаем, например, в многочисленных рассказах из жизни М. Эриксона. Умел сойтись — умей и расстаться. Разговор о завершении терапии, не так приятен, как о начале. Конечно, речь идет о самом неприятном для психотерапевтического нарциссизма. Разумеется, всякому хотелось бы совершать свой профессиональной путь в сопровождении пациентов, которые, не в силах с тобой распрощаться, продолжают добиваться терапевтического общения даже после избавления от симптомов и разрешения проблем. Охваченные трансферными переживаниями, они готовы любой конечный анализ сделать бесконечным. Традиции долгосрочного терапевтического общения, идущие от школ, ориентированных на архиниционно-эвольвентные концепции создали, с одной стороны, привлекательный для терапевтов прецедент, с другой — вызов для всех других терапевтических практик. О том, что большая длительность безусловно необходима для усиления терапевтического эффекта, на самом деле не может быть и речи — известна и краткосрочная аналитическая терапия. Ну и потом, как мы уже много раз говорили, в условиях сложности оценки эффективности терапии вообще очень трудно представить себе доводы в пользу того, что какая-нибудь терапия более эффективна, чем другая, независимо от ее длительности. Совсем другая традиция в психотерапии идет от терапевтов-“виртуозов”, причем исторически первыми здесь были гипнотизеры. Эти стремятся во что бы то ни стало добиться того, чтобы их терапия производила впечатление некоего “чудесного исцеления”. Время осуществления “чудес”, понятно, никак не может быть растянуто. Рассчитанные на работу только с симптомами, такие терапии даже не обременяют себя соображениями насчет трудностей расставания: избавился от симптомов — распрощался. В этих случаях иногда способы сохранения контакта переходят из терапевтической реальности в реальность, скажем так, виртуальную. Одна из главных забот здесь — “увековечить” контакт после прекращения лечения. С этой целью используется, в частности, известная гипнотическая формула: “Мой голос останется с вами и после окончания сеанса” — и совершенно ясно, что никакой гипнотизер не в силах побороть искушения включить ее в свою гипнотическую песню, оправдывая, конечно, ее употребление некими понятными клиническими соображениями. Быстрое построение “нерукотворного памятника” в сознании пациента (или бессознательном) — это всячески должно утешить “виртуоза”, лишенного в силу особенностей избранной им процедуры возможности долго наслаждаться пациентской привязанностью, как это водится у его коллег аналитического направления. А все потому, что основатель психоанализа в свое время разумно позаботился о создании соответствующей концепции, где не просто описал феномен привязанности пациента к терапевту, а провозгласил перенос и работу с ним неизбежной частью любого аналитического процесса. — 183 —
|