|
Замечание Аристотеля, что большинство талантливых и гениальных людей было склонно к меланхолии, может быть гораздо ближе к истине, чем мысль, что в основе гения, может быть, лежит душевное расстройство, высказанная сперва Lelut, затем Могеап de Tours и, наконец, в гораздо более резкой форме Lombrоsо. Доказательства, приведенные в пользу этого утверждения, оказываются при ближайшем рассмотрении чрезвычайно скудными. Если мы будем принимать в расчет лишь то, что наверняка нельзя интерпретировать, как нормальное, и вычтем в то же время все то, что обычно становится известным только относительно знаменитых людей, хотя встречается, быть может, я у многих других, то остаток будет до крайности невелик. Тот или другой заболел душевной болезнью или имел больных родственников, а у третьей группы можно было отметить смешение нормальных и ценных задатков с психопатическим. Все это встречается и в других семьях; доказательства же, что у выдающихся людей патологические черты бывают чаще, чем у других, мы так до сих пор и не видели. Если бы это было доказано, то все-таки надо было бы выяснить, не следует ли смотреть на некоторые расстройства просто как на следствия необыкновенной, внутренней и внешней жизненной судьбы—это было бы опять-таки нечто — совсем другое, чем та связь, которую допускал Lомbroso: сама гениальность, как симптом патологической мозговой организации я родство гениального творчества с явлениями помешательства. Чрезвычайно важно констатировать это в контексте этой работы, ибо вывод Nord au, что народ, который увлекается психопатическими художниками, должен быть и сам народом вырождающимся, постоянно повторяется и в наше время во всевозможных оттенках в трактовке проблемы вырождения в современной литературе. В действительности же если не относить ') к вырождению всякое необыкновенное дарование, как таковое, то у нас нет никаких оснований допускать, что в эволюции литературы и искусства за последние 50 дет психически ненормальные личности играли бы какую-либо большую роль, чем прежде. Но нам возразят, что литература и искусство обнаружили сами ясные патологические черты и отразили таким образом вырождение своей эпохи. Даже если сами художники творцы и не были ненормальными, то они изображали все-таки болезненные сюжеты и доказали этим самым, что патологическое стало более распространенным. Этот вывод тоже неправилен. С тем же успехом мы могли бы принять на веру все, что говорится поэтами и писателями о душевных расстройствах, о их формах и распространенности. И если за последние десятилетия литература вообще гораздо больше занималась вопросами психопатологии, то причина этого, главным образом, в той эволюции, которую проделала за это время сама психопатология. Гражданское и уголовное право считаются в настоящее время гораздо больше, чем прежде, с ненормальными душевными состояниями, однако, никто еще не пытался сделать из этого тот вывод, что эти состояния изменились или стали более распространенными. Изменились лишь психиатрия и юриспруденция. Для общей литературы к этому присоединяется еще и то, что повысился вообще интерес к психиатрии. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что после типов, привлекавших, напр., Moliиre и Balzac'a, и после проблем, интересовавших, скажем, Goethe, нашли своих писателей и менее обычные люди и конфликты. Писателю было при этом—к счастью—по большей части безразлично, является это необычное патологическим или нет, и это вовсе не так уж просто решается, как это думают некоторые наблюдатели. Но научная психиатрия, действительно,, может дать художнику непосредственные импульсы, с тех пор кап она сама трактует также и более легкие нарушения душевного равновесия; да ведь и психологическое понимание профана теперь уже не так беспомощно по отношению к этим легчавшим расстройствам, и они могут трактоваться и с других точек зрения, кроме чисто медицинской. Таким образом, рост интереса, уделяемого этим вопросам, сводится в последнем счете к эволюции самой науки. Впрочем утверждение, что содержание искусства становится сумасбродным и болезненным, вовсе уж не так ново; оно раздражало уже Goethe (Hellpach). — 95 —
|