|
В гараже я нахожу велосипед, на который в последний раз садилась, когда училась в колледже. Шины спущены, но я «откапываю» ручной насос, чтобы немного их подкачать. Потом быстро взбиваю тесто и пеку кексы, посыпанные крошкой из песочного теста. Еще горячими заворачиваю их в фольгу, аккуратно укладываю в рюкзак, сажусь на велосипед и еду к дому Джозефа. Когда я взбираюсь на холмы Новой Англии, сердце бешено колотится, а я размышляю над тем, что рассказала вчера бабушка. Вспоминаю историю детства Джозефа. Эти истории — два скорых поезда, мчащихся навстречу друг другу. Столкновение неизбежно. Я не в силах их остановить, да и помешать этому не могу. К дому Джозефа я подъезжаю вся в поту и тяжело дыша. Он видит меня и обеспокоенно хмурится. — С вами все в порядке? Провокационный вопрос. — Я приехала на велосипеде. Машина в ремонте. — Что ж, — говорит он, — я рад вас видеть. Надо было остаться дома! Но я гляжу на морщины Джозефа, и они разглаживаются прямо на глазах — и вот передо мной решительный подбородок начальника лагеря, который воровал, лгал, убивал. Я понимаю, что, по иронии судьбы, он получил то, на что надеялся: я верю в его историю. Верю настолько, что не могу стоять — меня вот-вот стошнит. Ева выскакивает из дома и танцует у моих ног. — Я кое-что вам принесла, — говорю я. Лезу в рюкзак и достаю пакет со свежеиспеченными кексами. — Мне кажется, наша дружба плохо отражается на моей талии, — говорит Джозеф. Он приглашает меня в дом. Я занимаю свое обычное место за шахматной доской. Джозеф возвращается с кофе для нас двоих. — Положа руку на сердце, не думал, что вы вернетесь, — говорит он. — То, что я рассказал вам в прошлый раз… слишком сложно понять. «Даже представить себе не можете насколько!» — думаю я. — Многие слышат слово «Освенцим» и тут же думают, что ты чудовище. При этих словах я вспоминаю бабушкиного упыря. — Я решила, что именно этого вы от меня и добиваетесь. Джозеф морщится. — Я хотел, чтобы вы ненавидели меня настолько, что готовы были бы убить. Но я не предполагал, чего это будет мне стоить. — Вы называли лагерь «Всемирная задница»… Джозеф прерывисто вздыхает. — Мой ход, да? Он подается вперед и забирает мою пешку конем. Он двигается осторожно, медленно. Древний старик. Безобидный. Я вспоминаю, как бабушка рассказывала, что у него дрожала рука, и смотрю, как он убирает мою пешку с деревянной шахматной доски, но все движения настолько прерывистые, что сложно сказать, есть ли у него хроническая травма. Джозеф ждет, пока я вновь сосредоточусь на доске, и продолжает: — 261 —
|