Уроки милосердия

— Несмотря на сегодняшнюю репутацию Освенцима, я считал, что мне со службой повезло. Мне не грозила смерть от русской пули. В лагере был небольшой городок, куда мы ходили обедать, даже посещали концерты. Когда мы так отдыхали, можно было подумать, что никакой войны нет.

— Мы?

— С моим братом, который работал в Четвертой группе — администрации. Он был бухгалтером, я занимал более высокую должность. — Джозеф смел крошки с салфетки на тарелку. — Он подчинялся мне.

Я коснулась слона-дракона, Джозеф издал низкий горловой звук.

— Нет? — спросила я.

Он покачал головой. Тогда я положила руку на широкую спину кентавра — единственный ход, который у меня оставался.

— Значит, вы возглавляли администрацию?

— Нет. Я служил в Третьей группе. Был лагерфюрером СС.

— Вы были главным начальником фабрики смерти, — прямо заявляю я.

— Не главным, — поправил Джозеф. — Но среди высшего командования. Кроме того, я понятия не имел, что происходит в лагерях, пока не попал туда в сорок третьем году.

— И вы думаете, я в это поверю?

— Я рассказываю только то, что знаю. Моя работа не была связана с газовыми камерами. Я надзирал за живыми узницами.

— Вам приходилось их отбирать?

— Нет. Я присутствовал при прибытии составов, но отбирать — это была обязанность врачей. Я в основном прогуливался неподалеку. Наблюдал со стороны. Просто присутствовал.

— Надзиратель… — произношу я, и от этого слова во рту становится горько. — Смотритель за непокорными.

— Вот именно!

— Я думала, вас ранило на фронте.

— Меня ранило, но не так сильно, чтобы я не мог справляться со своими обязанностями.

— Значит, вы занимались узницами?

— Этим занимались мои подчиненные, SS-Aufseherin . Дважды в день они присутствовали на перекличке.

Вместо того чтобы передвинуть ладью, я тянусь за белой королевой — изысканно вырезанной русалкой. Я достаточно хорошо разбиралась в шахматах, чтобы понимать: я бросаю вызов судьбе, в последнюю очередь стоит жертвовать столь ценной фигурой.

Я ставлю русалку на пустую клетку, прекрасно понимая, что она стоит на пути у коня Джозефа.

Он поднимает голову.

— Вы же этого не хотите.

Я встречаюсь с ним взглядом.

— Буду учиться на собственных ошибках.

Джозеф, как и ожидалось, берет мою королеву.

— Что вы делали, — спрашиваю я, — в Освенциме?

— Я уже вам рассказал.

— Нет, — отвечаю я, — вы рассказали, чего не делали.

Ева устраивается у ног хозяина.

— Вам не обязательно это слушать.

Я не свожу с него взгляда.

— Наказывал тех, кто не мог выполнять свою работу.

— Потому что умирал от голода.

— Не я создал систему, — отвечает Джозеф.