В духе коллективного унижения я демонстрирую ему свою простыню с дыркой посредине. Он заметно бледнеет. – Каспер-привидение! – Он отступает на несколько шагов к изгороди, чтобы получше рассмотреть меня. От дальнейшего сдирания кожи меня спасает только появление Изобэль. Ее автомобиль останавливается рядом с нами, и боковое стекло в нем автоматически опускается. – Сравниваете знаки отличия? – риторически осведомляется она. И выгружается из авто, одетая в длинное кремовое чудо с безупречно заглаженными складками-плиссе и тоненькими, как спагетти, бретельками. – Ради всего святого, как тебе это удалось? – Я искренне изумляюсь. – Иссей Мияке. – Я не знал, что у вас домработница-японка, – говорит Роберт Басс. – Я специально ее наняла, – сообщает Изобэль. И тут я понимаю, что мои приоритеты неверны. Шоколадные торты анонимны, а дресс-код в высшей степени заметен. Роберт Басс и я молча шагаем к нашему сладкому прибежищу. – По поводу той вечеринки, Люси, – тихо произносит он. – Нам необходимо поговорить. – Тут не о чем говорить. – Я оглядываюсь – на случай, не слышит ли нас кто-нибудь. – Ты не можешь избегать меня вечно! – продолжает он, останавливаясь около стола, скрестив руки. Трудно представить себе занятие более занимательное, чем беседа, которую пытается затеять Роберт Басс. Однако игровая площадка замирает в молчании. В короткой белой юбке, нательной броне и в шлеме с забралом и гребнем к нам направляется воин-центурион – точь-в-точь настоящий. – Слава Цезарю! – восклицает он, приближаясь и салютуя в воздухе мечом. Знаменитый Папа прибыл. – Я здесь, чтобы защитить вашу честь, Люси, – шепчет он, когда Роберт Басс отходит к столу и начинает распаковывать торты. – До тех пор, пока первым не упаду в обморок. Все это слегка жмет. Думаю, я прибавил немного в весе, с тех пор как снимался в этом фильме. Должно быть, виной тому пиво. – А не виски? – Ну… и это тоже. – Все могут занять свои места! – кричит Буквоедка, хлопая в ладоши. Когда мы встаем за стол со сладостями, облака расходятся, и мы с Робертом Басом обнаруживаем, что из-за солнца, бьющего нам в спину, наши простыни оказываются совершенно прозрачными. – Да, это не оставляет много простора для воображения, – говорит Знаменитый Папа, оглядывая нас с головы до пят из-под своего забрала, при этом ярусы его юбки красиво колеблются. – Хорошо, что на вас хоть надеты плотные трусы, – говорит он Роберту Басу, обнимая его одной рукой и тыча своим мечом ему в живот. — 236 —
|