|
Солнце опять выглядывает из-за маленького облака, и я вновь предстаю в своем естестве. Изобэль пристально смотрит на мой пах и ахает. – Если бы ты использовала стопроцентные египетские хлопчатобумажные простыни с высокой плотностью ткани, этого бы не случилось. – Она грозит мне пальцем. – Но они отнимают так много времени на глаженье! – оправдываюсь я. – А я и не знала. Это не по моей части. И потом, Люси, ведь полиэстр прилипает. В следующий раз я определенно надену хлопковую простыню и, возможно, использую естественный бразильский краситель. Пока прибывают другие родители, и игровая площадка заполняется, распространяется слух об интимных особенностях костюмов торговцев римскими пирогами. Мы оказываемся в окружении родителей и детей, которые начинают перебивать цену друг у друга за шоколадные диски и фигурки сонь. Порядочный хвост образовался из желающих принять участие в конкурсе «Угадай, сколько весит шоколадный диск». Солнце теперь такое горячее, что мокрая от пота полиэстровая оболочка неумолимо прилипает к моему телу. Наспех вырезанное отверстие ужасно обтрепалось, и горловина в течение часа превратилась из скромного выреза во все увеличивающуюся дыру. Каждый раз, когда я наклоняюсь, чтобы достать мелочь из ящичка с надписью «Динарии», мне приходится прижимать к груди переднюю часть моего облачения. Постоянное втягивание живота становится для меня все более и более мучительным. Чтобы вручить покупателю торт, требуются две руки, и Знаменитый Папа любезно охраняет мое достоинство, кладя свою руку как раз над моей грудью. Во время небольшого затишья в торговле он оглядывает меня с ног до головы, оценивая мое тело без малейшего намека на стыдливость или деликатность. – Думаю, вы, скорее, Венера, чем Минерва, – дразняще произносит он. – Нет ничего более подходящего, чем здоровая римская женщина, чтобы разжечь аппетит скромного центуриона. Я вижу Тома с тремя мальчиками на буксире. – Я слышал, стол римских пирогов пользуется большим успехом на празднике, Люси? – недоверчиво говорит Том. – Вероятно, я должен был больше верить в тебя. Он смотрит на Знаменитого Папу. – Классный костюм! Но возможно, ты попробуешь надеть что-нибудь другое, когда мы пойдем на игру «Арсенала»? Выглядывает солнце. – Боже, Люси! – стонет Том. – Ты все равно, что голая. Хорошо, что хоть есть страж-центурион, чтобы защитить твою честь. Он смеется. И смеется долго, почти с минуту, запрокинув голову, и смех поднимается из глубин его живота. — 238 —
|