Полужизнь

Через несколько минут напряжение упало еще ниже, а еще чуть позже свет

погас совсем. Тонкий вой генератора сошел на нет, и только тогда я заметил,

как он шумел. В моих ушах раздался звон, потом я услышал что-то вроде

стрекота сверчков в ночи, а потом остались только тишина и темень - они

были точно связаны друг с другом. После этого в задней части дома, где жили

слуги, замелькали слабые желтые огоньки масляных ламп.

Я чувствовал себя оторванным от всего, что было мне знакомо, чужим в

этом белом бетонном доме с его непривычной, добротной колониальной мебелью

португальского производства, с его старомодными кранами в ванной; и когда я

лег в постель, перед моими глазами еще долго - дольше, чем было наяву в тот

день, - маячили фантастические голубые утесы, прямая асфальтовая дорога и

бредущие вдоль нее африканцы.

Я черпал утешение у Аны, в ее силе и уверенности в себе. И точно так

же, как теперь (наверное, ты это заметила, Сароджини) я опираюсь на тебя,

тогда - с того самого дня, как она согласилась взять меня с собой в Африку,

- я опирался на Ану. Мне почему-то казалось, что ей не может изменить удача.

Отчасти это объяснялось уже тем фактом, что она была женщиной, которая

отдала себя мне. Я верил, что в каком-то важном смысле ее направляют и

охраняют высшие силы, а потому, пока я с ней, мне тоже ничто и никто не

причинит вреда. Наверное, в самой нашей культуре заложено что-то такое,

отчего мужчины, несмотря на свою кажущуюся самостоятельность, всегда ищут

женщину, на которую они могли бы опереться. И конечно, если человек не

привык чувствовать, что правительство, или закон, или общество, или хотя бы

история на его стороне, тогда ему остается только верить в свою удачу или

свою звезду, иначе он погибнет. Я знаю, что вместе с материнскими генами ты

унаследовала радикализм ее дяди и у тебя другие воззрения. Не буду с тобой

спорить. Я только хочу рассказать тебе, почему я решился поехать с еще

малознакомым мне человеком в колониальную африканскую страну, о которой я