Полужизнь

знал, пожалуй, лишь то, что в ней полно расовых и социальных противоречий.

Я любил Ану и верил в ее удачу. Две эти вещи были связаны между собой. И

поскольку я знаю, Сароджини, что ты и к любви относишься по-другому, я

объясню. Ана была важна для меня, потому что от нее зависело, смогу ли я

чувствовать себя мужчиной. Ты знаешь, о чем я говорю, и я думаю, что мы

можем назвать это любовью. Так вот, я любил Ану за тот огромный дар,

который она мне принесла, и в равной степени верил в ее удачу. С ней я

отправился бы куда угодно.

Как-то утром, на первой или второй неделе после приезда, я наткнулся в

гостиной на маленькую черную служанку. Она была очень тоненькая, с

блестящим лицом, в легком хлопковом платье. "Так значит, вы и есть тот

мужчина, которого Ана привезла из Лондона", - сказала она. Это вышло у нее

немного фамильярно, но вместе с тем элегантно. Она прислонила метлу к

высокому мягкому креслу, села в него, как на трон, плашмя положив руки на

его обитые материей подлокотники, и завела со мной вежливую беседу. Сначала

она спросила, словно вспомнив текст из учебника: "Благополучно ли вы

доехали?" Потом: "Успели ли вы что-нибудь повидать в нашей стране?", "

Понравилась ли вам наша страна?". Я уже некоторое время изучал здешний язык

и знал достаточно, чтобы отвечать маленькой служанке в таком же

неестественном стиле. Вошла Ана. Она сказала: "А я-то думала, кто это там

разговаривает". Служанка сразу отбросила всю свою высокопарность, слезла с

кресла и снова взялась за метлу. Ана сказала: "Это дочь Жулио. Он плотник и

слишком много пьет".

Позже я познакомился и с Жулио. Полукровка с улыбчивыми, не внушающими

доверия глазами, он жил в задней части дома вместе с остальными слугами.

Его пьянство было вечной темой для шуток, и вскоре я понял, что особенных

неприятностей оно причинить не может. Обычно Жулио напивался по выходным, и