— А Большого Майка создал Господь. Все зависит от того, как посмотреть. — Пастор Клайв вытирает рот салфеткой. — Что гнетет тебя, Макс, сегодня? — Моя бывшая жена только что сообщила, что вышла замуж за женщину и хочет использовать наши эмбрионы, чтобы завести ребенка. Мне хочется прополоскать рот. От стыда во рту горечь. Пастор Клайв медленно откладывает пирожное. — Понятно, — говорит он. — Я молился. Знаю, что ребенок заслуживает того, чтобы жить. Но не так… не таким образом. — Я опускаю глаза. — Возможно, мне не удастся спасти Зои и в Судный день она попадет в ад, но я не позволю, чтобы она забрала с собой нашего ребенка. — Вашего ребенка, — повторяет пастор Клайв. — Макс, неужели ты не слышишь? Ты сам только что сказал, что твоего ребенка. Вероятно, твоими же устами Господь дает тебе понять, что настал твой черед взять ответственность за эти эмбрионы на себя, чтобы ими в конечном счете не завладела твоя бывшая жена. — Пастор Клайв, — обеспокоенно говорю я, — я не готов стать отцом. Посмотрите на меня. Мне еще расти и расти. — Нам всем еще нужно расти. Но взять ответственность за жизнь этого ребенка не обязательно означает то, о чем ты подумал. Чего бы ты хотел для этого ребенка больше всего? — Чтобы он рос в окружении любящих папы и мамы, наверное. Которые могли бы дать ему все необходимое… — И которые были бы добрыми христианами, — закончил пастор Клайв. — Да! — восклицаю я и поднимаю на него глаза. — Такими, как Рейд и Лидди. Пастор Клайв обходит письменный стол и присаживается на его край. — И которые уже много лет стараются, чтобы Бог благословил их собственным ребенком. Ты же молился за своего брата и невестку, верно? — Конечно, молился… — Ты же просил Господа, чтобы он подарил им дитя? Я киваю. — Что ж, Макс. Если Господь закрывает дверь, то только для того, чтобы открыть окно. Лишь однажды в жизни у меня случилось такое «тучи-раздвинулись-и-выглянуло-солнце» озарение, как сейчас: тогда я лежал в больнице, и пастор Клайв помог мне развеять дым и все наносное, чтобы я смог увидеть Христа настолько близко, что можно было бы его коснуться — только руку протяни. Но теперь я вижу: Зои пришла ко мне потому, что у Всевышнего были на меня планы. Если я не способен сам вырастить этого ребенка, по крайней мере, я знаю, что о нем будет заботиться моя плоть и кровь. Этот ребенок — моя семья, в ней он и останется. — Я хочу с вами кое о чем поговорить, — говорю я вечером за ужином, когда Рейд передает мне тарелку с запеченным картофелем. — Хочу вам кое-что подарить. — 173 —
|