Или когда Эд Эммерли, дьякон церкви Вечной Славы, потерял работу именно в тот момент, когда его сыну так нужна была дорогостоящая операция на позвоночнике. После неожиданного визита Зои я молился о том, чтобы принять правильное решение, но тут все не так просто — не белое и черное. Мы едины в одном: для нас в этой клинике хранятся не просто замороженные клетки — это будущие дети. Может быть, наши убеждения имеют абсолютно разную подоплеку (мои — религиозную, ее — личную), но, как бы там ни было, мы не хотим, чтобы эти эмбрионы смыли в унитаз. Я откладывал неизбежное, согласившись на их заморозку, оставив их судьбу в подвешенном состоянии. Зои хочет дать им шанс жить — шанс, который заслуживает каждый ребенок. Даже пастор Клайв встал бы на ее сторону в этом вопросе. Но он, возможно, не на шутку разозлился бы, если бы я сказал ему, что этот будущий младенец будет жить с двумя матерями-лесбиянками. С одной стороны, Господь напоминает мне, что нельзя убить будущую жизнь. Но какая жизнь ожидает этого невинного ребенка в однополой семье? Я к тому, что прочел книги, которые дал мне пастор Клайв, и мне абсолютно ясно — равно как и ученым, чьи труды цитировались, — что гомосексуализм не заложен в человеке биологически, а возникает под влиянием окружающей среды. Вы знаете, как размножаются геи, не так ли? Поскольку они не могут делать это так, как сказано в Библии, они вербуют людей. Именно поэтому церковь Вечной Славы так категорично настроена против учителей-гомосексуалистов — их бедные ученики неизбежно должны погрязнуть в пороке. — Добрый день, Макс, — слышу я, поднимаю голову и вижу идущего со стоянки пастора Клайва с коробкой из кондитерской. Он не пьет и не курит, но имеет слабость к канноли.[14] — Не желаешь отведать кусочек райского блюда из «Федерал-хилл»? — Нет, спасибо. — Солнце за его спиной сияет, словно нимб над головой. — Пастор Клайв, у вас найдется минутка? — Разумеется, пойдем внутрь, — приглашает он. Я следую за ним мимо секретарши церкви, которая предлагает мне шоколадный батончик «Поцелуй от Херши» из вазы на своем письменном столе, в его кабинет. Пастор Клайв перерезает ленточки на коробке охотничьим ножом, который носит на поясе, и достает одно пирожное. — Все еще не соблазнился? — интересуется он, а когда я качаю головой, слизывает крем с одного бока. — Благодаря этому, — говорит он с набитым ртом, — я знаю, что Бог есть. — Не Бог же испек эти пирожные. Их испек Большой Майк из «Братьев Сиало». — 172 —
|