|
- На Запад из самого центра Москвы... ну, друг! Безумству храбрых. - Никакого безумства, друг. Все, как в аптеке... - Стреляет окурком вниз, подавляет зевок нервозности. - Что, двинулись? Русло Белорусской ж/д защищено простым дощатым забором. Впрочем, с проволокой поверху. Ржавой и колючей. Мы пробираемся к забору по кочкам мусорного пустыря, потом проходами меж стен каких-то гаражей. Ярик сдвигает заранее выбитую доску, и мы – отныне нарушители - протискиваемся в «полосу отчуждения». Термин-то какой! Рассказ бы так назвать. А то бы роман… Теперь мы перебежками. Из тени в свет перелетая – и наоборот. Скатываемся в мусорный овраг. Выползаем. На бруствер. Где-то за стенами вагонов – чух! чух! - продвигается тяжелый состав. В ожидании, когда шум поровняется с нами, Ярик неторопливо обрывает лепестки ромашки. Губы шевелятся. "Любит. Не любит. Плюнет, 71 поцелует. К сердцу прижмет... к черту пошлет? Ну, и пусть!" Он вскакивает, я за ним. Бросаемся к первой линии вагонов, подныриваем, переползаем рельсы, попадаем под прожектор, тут же бросаемся под следующую стену и замираем на шпалах, пахнущих как в детстве, когда по ним было так удобно ходить, благодаря длине шага, никогда не срывавшегося в мазутный щебень промеж, и я уходил безотчетно далеко в запретные зоны побережья Финского залива. Перед нами, прогибая рельсу, прокатываются колеса товарняка, который кажется бесконечным, но внезапно обрывается, унося охранника с винтовкой, спящего сидя на буферной площадке. Вот он, наш «Ост-Вест»! Бросок, и мы вползаем под вагон, чтобы выбраться наружу с теневой стороны. На боку промытая в дорогу эмаль таблички: МОСКВА БРЕСТ - ВАРШАВА - ПОЗНАНЬ БЕРЛИН - КЕЛЬН ПАРИЖ Ярик прилегает ладонями, лицом к зеленому металлу, ребристому и теплому. Как вдруг его откидывает что-то - палец на губах. Кто-то с той стороны. Приближается похрустывание - грузное, усталое. Пролетариат. Идет и ведет беседу на два голоса. Пожилой: - Не начислили премиальных, в том твоя вина: не залупайся. Было время, я 72 тоже залупался. Было да сплыло. - Пренебрежительный плевок, после чего молодой с яростью: - Да ебал я его! - Еби, - не возражает пожилой. - Но еби его с умом. Про себя. - Как же я могу про себя, когда он меня матом в лицо. Или я не человек?! - Ладно тебе... Ты вот чего: ты по утрянке заходи. Может, матч повторят: посмотрим, пивка попьем, глядишь, сообща надумаем чего... - Надумают они, - говорит вслед хрусту Ярик. - После пива за поллитрой сбегать... Эх, класс-гегемон! Ладно. Берем вертикаль… — 34 —
|