|
Но зато вне сцены, точнее за сценой, жизнь оказалась насыщена интересными людьми и событиями. Местные девчонки – полная противоположность моих, побитых жизнью, бывших коллег. Это вам не зашоренный бабский коллективчик «Гербалайфа», где трудятся доведенные до отчаяния, озлобленные старые клячи. Здесь другой расклад, и в этой конюшне обитают жизнерадостные молодые лошадки. Свободные от комплексов и семейной рутины, ухоженные, длинноногие, полные сил. Праздник начинается, едва приходишь на работу, и продолжается до утра. После программы практически ежедневно едем зажигать дальше. Через неделю таких походов я даже почувствовала себя завсегдатаем модных питерских заведений. Новая жизнь затянула и закрутила меня ураганом. Кровать, сцена, ночной полет и «пике» опять же в кровать. Правда, я пока летаю, то есть гуляю в долг. Зарплату здесь выдают в конце недели... * * *– Хельга, иди к управляющему за деньгами. Очереди уже нет. – В гримерке появилась Блевотина, танцовщица, с которой я сдружилась больше остальных. – Вот черт! А мы тут запизделись, – неожиданно выпалила я. Мы действительно заговорились с кукольниками на тему марионеток. А ведь сегодня у меня первая зарплата! – Хеля, всего неделю работаешь, а хуями кроешь, прямо как Трахтенберг. – А сама‑то разве лучше? – Когда это я на хуй материлась? «Да, они правы, матерные выражения ужасно заразны, надо за собой следить», – ругала я себя, быстрым шагом направляясь к «смотрящему». Это был неприятный тип, поставленный одним из хозяев клуба присматривать за всеми. – Стоп! – неожиданно резко выпалил он. – Не подходи ко мне! Сейчас посчитаю, положу здесь, потом возьмешь! Я в недоумении остановилась. Невысокий, коротко стриженый молдавский «джентльмен» строго, поплевывая на пальцы, отмусоливал купюры. Рядом хихикали четверо охранников, мелкие и такие же нагло заточенные, с гнилыми улыбками и не омраченным интеллектом лицами. – И вообще... возьмешь последней, – смотрящий жестко подвел черту. На глаза навернулись слезы, к горлу уже подкатывал ком, еще немного – и со мной случится истерика. – Ой, смотрите, петушок плачет, – вякнул кто‑то из их своры. Я повернулась спиной и рванула в гримерку, где уже не сдерживала рыданий... Мою первую зарплату забрала и принесла мне Пиздюлина. – Ты чего? – успокаивала она. – Мне вчера один из них, «мелкий», чуть палец не сломал. Хотел кольцо снять и посмотреть, – она показала распухший палец. – Но им что‑то дашь, потом фиг заберешь. – Как так? Это же воровство, – всхлипывала я. — 69 —
|