|
Со стороны казалось, ему все равно, как пройдет мой дебют: если получится – под веселые комментарии и овации продолжу свой путь к творческому Олимпу; если с треском провалюсь – под те же шуточки‑прибауточки вылечу отсюда. – Будешь Дерьмовочкой, – сообщил он. – Здорово я придумал? – А что плохого в моем имени? – Претенциозно звучит, – он словно повторял лекцию моего психиатра. – К тому же я всех баб переименовываю. Ну пойми, как может девка, которая перед толпой народа голой пиздой сверкает, называться Эсмеральдой, Евой или Джульеттой?! Глупости это все! Я тут речи произношу, что все бабы бляди, иллюстрирую анекдотами, так зачем мне дешевый пафос. Раз шоу матерное, так пусть и имена соответствуют. Раз оголяешься публично – будешь... Голожопкой какой‑нибудь. – А вдруг у меня не получится публично раздеться? – А?... Нет, у всех получается. И у мужчин, – он выразительно взглянул в мою сторону, – и уж тем более у женщин. Ты же все‑таки женщина? – А что, не похожа? – Вот, видишь! Значит, у тебя получится обязательно! Просто в музыку можешь не попасть, но это не самое страшное, – и, не давая мне задать очередное вопрос, скрылся за дверью туалета. Не годится на пол – пригодится на кол– Рабинович, если бы вам предложили трахнуть Машу один раз или Колю два раза, что бы вы предпочли? – Ну, Маша – это, конечно, Маша, но два раза – это два раза! ДебютПоэты ушли из страны, Куда‑то исчезли писатели Остались одни братаны. Зато до ебени матери. – Мужик вечером снял бабу, трахнул. С утра просыпается и видит на стене ее комнаты портрет накачанного типа: «Это муж?» – «Нет». – «Брат?» – «Нет». – «А кто, твой парень?» – «Да не ссы ты! Это я до операции».... Итак, встречайте – пиздатый мужик, или хуевая баба! – доносится со сцены в гримерку голос Трахтенберга. Значит, мне пора выходить... ...В ушах звенит. Если бы я могла позволить себе рухнуть сейчас в обморок – так и поступила бы. Но тридцать долларов за вечер – как нашатырь. Конечно, я все себе представляла по‑другому. Если бы я стала размышлять о морально‑этической стороне моей новой профессии, то обязательно бы покинула это «гиблое место», но и в первый вечер, да и во всю последующую неделю я даже не видела лиц зрителей и плохо понимала, о чем говорит Роман, когда танцую. До сих пор мою наготу видели только врачи. Я не оголялась даже во время секса: благо, что случайные ceксуальные партнеры и не требовали этого. Не до ТОГО нам было на холодной улице, да в тесноте машины... Хорошо, что и сейчас нет времени ни на обдумывание, ни на раскаяние. И так каждый день. Тайм из мани! — 68 —
|