Поэтому поп и ел и пил, сидя на кровати. Ему пришлось обходиться без передних зубов, которые выбил отец Фотис. Из раны на голове все еще сочилась кровь, и он с нетерпением ждал старуху Мандаленью с мазями… Все было бы хорошо; боль начала успокаиваться, но в сердце кипела ненависть. — Кто-нибудь видел, тетка Персефона, как этот проклятый поп свалил меня? — тихо спросил он старуху, хлопотавшую около него. — Только отвернись, будь добра, потому что из твоего носа каплет на меня. — Да что ты говоришь, дорогой отче? Чтобы этот кузнечик тебя свалил? Спаси меня, господи — не говори ты этого! Нет, дорогой отче, никто этого не видел, никто! Но сердце попа не успокаивалось. «Во всем, во всем виноват, будь он проклят, негодяй Манольос! Во всем! Он свел с ума Михелиса, он убил мою Марьори, он стал во главе саракинцев и повел эту голытьбу сюда. Он уговорил Яннакоса поджечь село… Во всем, во всем виноват этот предатель, этот подкупленный! Я его прикончу!» Он вертелся с боку на бок на кровати, съел еще одну тарелку салата из рыбьей икры, выпил еще одну чашку вина. «Я должен набраться сил, — думал он. — Я должен есть, сколько могу, чтобы подкрепиться. Завтра я встану, пойду к аге, попрошу, чтобы он призвал сюда низамов и прогнал большевиков чтобы снова воцарились порядок и справедливость в мире…» Открылась дверь, поп обернулся. — Добро пожаловать, Мандаленья, — сказал он. — Подойди сюда, я что-то тебе скажу на ухо. Старуха подошла и наклонилась над попом. — Выставь соседок, запри дверь на замок и зарежь мне курицу. ГЛАВА XXIНа следующий день ага проснулся, прислушался — ни выстрелов, ни голосов. Тишина. Он забеспокоился. — Гяуры, — пробормотал он, — неужели они уже кончили? Дьявол их побери, они уже не убивают друг друга! Он позвал к себе Марфу. — Что, они уже перестали убивать друг друга? — Да, дорогой ага, успокоились. Но бунтовщики заняли дом старика Патриархеаса и не хотят уходить. Они говорят, что дом — их. А несчастного учителя убили. — Убили? — закричал довольный ага. — Молодцы! С одним уже покончено. А что попы? — Э, у них семь душ, ага, как у котов! Только морды разбиты да бороды повыдерганы, но они выживут, не умрут. — Это плохо, — пробормотал ага. — Ну, ничего, потерпим до следующей схватки. Оседлай мне кобылу. Горбунья собиралась уйти, но ага позвал ее снова. — Где Ибрагимчик? С самого утра он ушел от меня. — Пришла Пелагея, ага. Она пришла, сука, когда было еще темно. — 317 —
|