|
— Что за вид у тебя, поп? — крикнул он. — Кто тебе разбил голову? — Справедливости, дорогой ага! — закричал поп, протягивая руки к аге. — Отмщения! Это Манольос! Он поднял на ноги Саракину, он поджег наше село, он разбил мне голову и убил моего брата-учителя. У меня есть свидетели! Ты представитель турецкой власти в Ликовриси. Я прихожу к тебе и простираю руки — я прошу справедливости и мести! Передай мне Манольоса, чтобы я судил его. Этого требует все село! — Да не кричи ты, поп, совсем меня оглушил. Ну, садись. Марфа подаст тебе кофе, чтобы ты пришел в себя! Все идет как надо, вы ведь греки, и головы у вас греческие, ударяются одна о другую и разбиваются! Все идет как надо! — Отдай нам Манольоса! — снова закричал поп, прислоняясь к стене, чтобы не упасть. Подбежала Марфа, пододвинула к нему стул и помогла сесть. Ага медленно надел патронташ, навесил на себя пистолеты с серебряными ручками, взял плеть. Открылась дверь. Вошел босой старичок, сгорбленный, измятый, с обгоревшими волосами и бородой, с кровавыми подтеками на лице и руках. Он перебежал двор и упал в ноги аге. — Дорогой ага, — закричал он, — помоги! — Слушай, а ты случайно не дед Ладас? — спросил ага, пнув его ногой. — Что за рожа у тебя? Где ты ее приобрел? — Меня сожгли, дорогой ага! Распороли бурдюки и разбили бочки, сожгли мои сундуки, одежду, мое сердце! — Кто же? — Манольос! Манольос, большевик! — У нас есть свидетели, дорогой ага! — закричал и поп. — Его видел Панайотарос, его видел пономарь… я тоже его видел! — Сожги его, дорогой ага, сожги его так же, как он сжег меня, — плаксиво затянул старик Ладас. — Разложим в центре площади костер, швырнем его туда, обольем смолой и подожжем! Ага почесал затылок и, обеспокоенный, сплюнул на землю. — Вот еще беда! Вот еще беда!.. — пробормотал он. — Будьте вы все прокляты, греки! Он ходил взад и вперед по двору, стегая воздух плетью. И чем сильнее хлестал, тем больше злился. — Клянусь Мохаммедом, — наконец заревел он. — Я прикажу схватить вас всех подряд — попов, старост, большевиков — и повешу вниз головой! Он услышал скрип ворот и обернулся. Прихрамывая, без фески, с одним только пистолетом за поясом, оборванный, в запачканной кровью и грязью одежде, с опухшим и посиневшим от побоев лицом, вошел Панайотарос. Ага не выдержал и расхохотался. — Это еще что за карагёз?[32] — закричал он. — Как тебя назвать — ободранным медведем, паршивым верблюдом или Панайотаросом? — 321 —
|