Поп Фотис приподнялся было, чтоб наступить коленом на грудь поверженного противника, но не успел. К нему кинулся Панайотарос и начал бешено его избивать. Но тут же на сеиза набросился Лукас, за ним — Манольос с Яннакосом… И оба лагеря смешались. Засвистели камни, послышались удары палок, звон ножей, пистолетные выстрелы. Вначале люди кричали, ругались, но потом стали слышны только стоны и вой, как будто в смертельной схватке сошлись дикие звери. Костандис с Андонисом и толстяк Димитрос подбежали с палками и стали рядом с саракинцами. — Костандис, — крикнул ему Яннакос, вылезая из кучи сцепившихся тел. — Ты выполнил мое поручение? Костандис посмотрел на него с удивлением, так как забыл об его просьбе. — Какое поручение? — Мой ослик… — Не беспокойся, Яннакос. Он у меня дома. — Ну, тогда я пошел! — крикнул Яннакос, взвалив на плечо бак с керосином. — Вперед, братья! — крикнул Лукас, колотя своей тяжелой дубиной по головам направо и налево. — Вперед, победа будет за нами! И действительно, ликоврисийцы, предчувствуя свое поражение, начали понемногу отступать. Многие из них убегали в село и поспешно запирались в своих домах… Тем временем саракинцы подняли отца Фотиса, положили его около колодца и стали омывать ему раны. Голова у него была разбита, из нее струей лилась кровь. — Мужайтесь, братья! — закричал Манольос, бросаясь на ликоврисийцев. Он вырвал из рук Панайотароса пистолет, стал стрелять в воздух и погнал испуганную толпу в село. В эту минуту послышался голос учителя: — Остановитесь, братья, не убивайте друг друга! Мы можем прийти к соглашению. Все мы греки и христиане! Но на него напали и друзья и враги, повалили его на землю и начали топтать ногами. Кто-то бросил в него большой камень, и учитель, потеряв сознание, скатился в какую-то яму. Ликоврисийцы уже отступили в село. Лукас схватил второй бак с керосином, который охраняли женщины, метнулся к ближайшим домам и начал обливать стены. — Вперед, женщины, за мной! Зажигайте огонь! — кричал он, бросаясь вперед. Скоро пламя начало лизать стены домов, и люди, запертые внутри, истошно завопили. Поп Григорис лежал без сознания. Его подняли, унесли в дом к старухе Мандаленье, жившей неподалеку, уложили во дворе. Старуха принесла свои снадобья, нагнулась над попом, промыла ему раны и смазала их бальзамом. Избитый поп стонал. Тем временем Манольос шел вперед, а за ним — все саракинцы. Они подошли к дому старика Патриархеаса, взломали дверь и вошли. — 313 —
|