— Ничего серьезного у нее нет, через месяц будет здорова. Поп посмотрел через открытую дверь. — Говорят, он хворает… Послал за мной, чтоб я пришел. — Да, ему плохо, отче, входи… только осторожно, а то разбудим его. Но старик архонт не спал, он услышал приглушенный разговор и открыл глаза. — Добро пожаловать, отче, — прошептал он. — Что с тобой, архонт? Мужайся, у тебя ведь нет ничего серьезного! — Ничего серьезного, отче, но я умру. Садись, мне нужно с тобой поговорить… Подойди и ты, Михелис. И, заикаясь, проглатывая, искажая слова, он начал рассказывать им, как ага прислал за ним и велел прийти в конак. Говорит, новый Юсуфчик хочет, чтоб перед ним танцевали все девушки села и чтоб он мог выбрать одну из них… — Никогда! — заревел поп Григорис, вскочив со стула. — Пусть лучше погибнут все! — Пусть лучше погибнем все! — поправил его Михелис, которого тоже охватил гнев. — Исполняйте свой долг, — сказал умирающий, — меня больше не будет с вами, вместо меня останется Михелис. В изнеможении закрыв глаза, он протянул руку попу Григорису. — Приходи сегодня вечером причастить меня. Поп Григорис направился к двери, Михелис пошел за ним. — Не оставляй его, Михелис. Твой отец нездоров, пусть господь бог благословит его. И немного подумав, добавил: — Я сейчас же пойду к аге и поговорю с ним. Не допустит бог такого срама! Михелис вернулся в комнату и сел рядом с отцом. Всю ночь он провел у его ложа, бодрствуя, не отрывая глаз от старческого лица с искривленным ртом, с отвислыми щеками, с мокрыми от пота седыми волосами… «И это мой отец, — бормотал он, — это мой отец… Тот великий архонт Патриархеас, который в молодости своей удалью напоминал святого Георгия и казался всадником даже тогда, когда ходил пешком, — тот, который ел самые лучшие кушанья, пил самые дорогие вина, гулял со служанками и хозяйками, двумя монашками и одной игуменьей, наполнял чужие дворы сыновьями и дочерьми…» Шли часы, село спало. На минутку зашел поп, прочел молитвы над стариком архонтом, отпустил ему грехи, причастил его, и Михелис снова остался наедине с тяжелым, неподвижным телом, которое когда-то давно было его отцом… К утру в поселке завыла собака. Михелис поднялся и подошел к окну. Небо уже розовело, деревья, птицы и воды еще спали. Стояла глубокая тишина — и только страшно выла собака. Старик Патриархеас услышал вой, открыл глаза и вдруг увидел над своим ложем архангела с огромными черными крыльями. Он дико закричал и без сопротивления отдал богу свою душу. — 241 —
|