Седой

— Что там?

— Рак матки. Неудачный аборт.

— Ты давно здесь?

— Вчера утром.

Они молчали, сидя рядом, откинувшись спиной к стене. Из палаты выглянула медсестра.

— Петуховы? Буквально две минуты…

Мать лежала у самой двери, укрытая одеялом до подбородка, седые свалявшиеся волосы были разбросаны по подушке. Белка и Иванов остановились на пороге. Мать медленно перевела на них тусклые глаза. Старушечье лицо ее, обтянутое сухой желтой кожей, вдруг мучительно исказилось, по глубоким морщинам покатились слезы. Она отвернулась, насколько могла, с трудом вытаскивая руки из-под одеяла. Прикрыла лицо и снова обернулась, поверх тонких костлявых пальцев жадно глядя на детей.

Белка подошла, присела на край кровати, взяла ее за руку.

— Вот… — виновато, беспомощно сказала мать.

— Все будет хорошо, мам… Я говорила с врачом, все будет нормально. Завтра станет лучше, честное слово, он так сказал. Ты только не плачь, мам… — торопливо говорила Белка, размазывая слезы по щекам.

Другие больные в палате старательно смотрели в стороны, медсестра деловито поправляла капельницы.

Мать тянулась слабой рукой к халату, висящему рядом на стуле.

— Там…

— Что, мам?

— Ключ…

Белка вынула из кармана халата ключи, показала ей.

— Вы не ждите здесь… Возьми там… что надо…

— Все будет хорошо, мам. Я тебя в Москву заберу, я там договорилась… Мы с Олежкой тебя заберем отсюда.

Мать, склонив голову, пыталась заглянуть ей за спину — Белка загораживала ей сына. Алла вскочила, и мать с той же цепкостью, с которой держала ее руку, впилась взглядом в Иванова, по-прежнему стоящего у двери.

— Иди сюда, — негромко сказала Белка. — Подойди.

Иванов, не двигаясь, молча смотрел на мать.

— Иди сюда! — взвизгнула Белка.

— Всё-всё-всё, — медсестра быстро оттеснила ее от кровати, — Завтра придете… Они завтра придут, не надо волноваться…

Алла стремительно вышла из больницы, Иванов брел следом. Сестра остановилась у серебристой «восьмерки», Иванов зашел с другой стороны, ожидая, пока она справится с замком.

— В кого ж ты уродился… такой урод?! — Белка распахнула наконец дверцу, завела мотор и рванула с места.

Иванов посмотрел ей вслед, сунул руки в карманы шинели и пошел в другую сторону. Был зимний вечер, тут и там в толпе прохожих мелькали спеленутые веревками елки.

«Восьмерка» обогнала Иванова и встала у тротуара. Он сел в машину.

— На сколько тебя отпустили? — не глядя на него, спросила Белка.