Никишин принес обратно сапог и встал у кровати. — Сколько дедушке служить осталось? Молодые солдаты лежали неподвижно, затаив дыхание, надеясь, что сегодня очередь до них не дойдет. Александр уткнулся лицом в локоть и, кажется, спал. Иванов, закинув руки за голову, смотрел в потолок. — Сто восемь масел, тридцать яиц, пятнадцать бань. — А сахара сколько?.. Не знаешь? Правильно — сколько дедушка захочет… Свободен. Никишин двинулся к своей кровати. — Стой! Ко мне! — Земцов уже улегся под одеяло. — Вас там петь учили, в училище вашем? — Учили. — Спой-ка мне колыбельную. «Спят усталые игрушки», знаешь? Ну, давай… Ну! — Земцов толкнул его ногой. — Спят… уста-алые игрушки… книжки спят… — на одной ноте зашептал Никишин. — Громче! — Одея-а-ала и подушки… ждут ребя-а-ат… — Хреново вас учили! — поморщился Земцов. — Слушай, Никишин, а ты ведь у нас женатый, да? Во дурак! Вот ты сейчас здесь, а там твою жену кто-то приходует. Обидно, правда? — Земцов зевнул. — Расскажи лучше, какая у тебя жена. Толстая, да? — Нет. — Худая, значит? А грудь здоровая? Во такая? — показал Земцов, — Такая?! — он снова пнул Никишина. — Нет. — Значит, такая, — показал Земцов два кукиша. — Слушай, а ты ее целкой взял? Или уже порченая была? Никишин молчал. — Целка, я спрашиваю? — пнул его сержант. — Да. — До свадьбы, а? — подмигнул Земцов. — Не утерпел мальчишка. Долго ломалась-то? — Валера! — Александр соскочил с кровати и подбежал к Никишину, — Валера, ты с ума сошел?! Ты человек или нет?! В казарме, кажется, не спал ни один человек, потому что тишина была такая, что слышались капли из-под крана в умывальнике. — Свободен, Сынуля. Тебя в последнюю очередь спросят, — сказал Земцов. — Долго ломалась, я говорю? — он изо всех сил пнул Никишина. — Валера! — Нет… — чуть слышно сказал Никишин. Александр растерянно отступил, оглянулся на Иванова. — Олег… — Ты-то чего дергаешься, — пожал плечами Иванов. — Она же видела, за кого идет. Александр лег и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать. — Ладно, Никишин, свободен, — сказал Земцов, — Стой! Ко мне! Что ты ко мне прицепился? — срывающимся голосом спросил Никишин. — Не знаешь, да? — засмеялся Земцов. — А ты подумай. Умный же… Ты в свою Москву вернешься. В кино будешь сниматься, да? Артисток трахать? А я вот вернусь, отпашу смену на заводе, сниму чувырлу на танцах, пойду с ней в киношку. Покажу на твою рожу и скажу: «А я этого парня гнул!»… Ладно, все. Хэбэ мое постирай. И чтоб высохла к завтрему. — 45 —
|