Седой

— Пять суток.

Белка развернулась.

— Чья это машина? — спросил Иванов.

— Одного человека…

Они вошли в квартиру. Алла включила свет, открыла комнату матери. Из соседней комнаты вышла женщина, оглядела их.

— Налетели, воронье… Живая никому не нужна была, а тут явились, — с ненавистью сказала она и прошла на кухню.

— Чего это она? — спросил Иванов.

— За комнату боится. Комната им отойдет.

В комнате был беспорядок — мятая несвежая постель со сползшим одеялом, недопитый стакан чаю на стуле рядом, разбросанное женское белье. Белка быстро прибрала, открыла шкаф, вынула стопку чистых простыней.

Иванов прошелся по комнате. Он не был здесь восемь лет. Все осталось по-прежнему, только казалось удивительно маленьким. Он взял фотографию из-за стекла серванта: он с Белкой в школьной форме с цветами — последнее фото перед детским домом…

…Сервант, огромный, как заколдованный замок, навис над Олегой. На потолке — круг света от настольной лампы, а по углам комнаты — таинственные тени. Белка в трусах и майке, поджав под себя босые ноги, накалившись грудью на край стола, старательно пишет в тетради, поглядывая в учебник.

— А где мама?

— Мама на дежурстве. Спи, — не оборачиваясь, отвечает Белка.

— Я боюсь.

— Чего ты боишься, глупенький? — Белка перелистывает страницу и снова пишет, высунув от усердия кончик языка.

— Волк придет.

— Не придет — я же здесь.

— А вдруг придет?

— А я ему скажу: «Уходи отсюда, волк!» — не отрываясь от тетради, говорит Белка. Проверяет, подправляет букву. — «Уходи отсюда вон! Не трогай нашего Олежку!»…

В утренних сумерках Алла нашарила ногами тапочки у кровати, накинула куртку и выскользнула в коридор, где заливался телефон.

Вернулась, села на кровать, сказала:

— Все…

На городском кладбище, в дальнем конце его, у каменной стены могильщики быстро, умело и равнодушно выровняли могилу. Трое женщин и мужчина — видимо, представители месткома, дождавшись окончания процедуры и выдержав необходимую паузу, попрощались с Белкой и Ивановым, исподволь с любопытством разглядывая их. Мужчина пожал Иванову руку.

Заплаканная Белка расплатилась с могильщиками.

Брат и сестра постояли еще — за каменной невысокой оградой шумела улица, проезжали по проводам штанги троллейбусов — и тоже пошли к выходу…

В квартире чиновник из ДЭЗа прикладывал веревочку к косяку, готовясь опечатать комнату. Рядом стояла соседка, она злорадно усмехнулась, увидев Иванова и Белку.