свет из окна, но глаза мадам затуманились, при этом руки мадам все так же недвижно опирались о стекло. Мадам не двигалась - мы с Жослин недоуменно переглянулись: что делать? И тут мадам Лесеркл осела, как сброшенное на пол платье, и ее голова возвестила о своем соприкосновении с полом характерным трескающимся звуком - слегка приглушенным копной волос. ????????????????????????? - Ну вот, - пробормотал я, выходя из больницы, куда мы доставили контуженную мадам. - Не зря потратили денежки... Жослин только клацнула в ответ сережкой во рту. Покаяние КаинаЯ уже давно приценивался к мысли: а не полюбопытствовать ли мне, как там мои давние тулонские пристанища? При том что во Франции не было места, где бы я ни ошивался и ни бил баклуши, предлагая жаждущим бесценное содержимое моей башки, в Тулон я попал лишь однажды - и с тех пор не заглядывал туда тридцать лет. Поначалу как-то само выходило, что мое присутствие всегда требовалось в каком-то ином месте. В этих иных местах меня ждали деньги или ночлег или же стрелка моего компаса - того, что ниже талии - указывала на север, на юг, на запад или восток, включая прочие возможные варианты, за исключением Тулона. Однажды я проезжал Тулон по дороге в Ниццу - в три часа утра, в спальном вагоне, - но я лежал ногами к окну, штора была опущена, ночь стояла слишком темная, к тому же на ногах, как известно, нет глаз. И я стал побаиваться Тулона. - Ты что, боишься Тулона? - спросил Юбер, подъезжая к городу. - Город юности, знаешь ли... Юности - во всей правде ее. Истина суроваЯ утратил все - пожалуй, это так, все, за исключением пути - в картографическом понимании этого слова. Я всегда мог отличить, где право, где лево, но что касается различения правды и кривды... Я лишился (порядок перечисления произволен) карандашей, бумажника (и не одного), документов, — 265 —
|