|
проходило в его отсутствие. Разговор наш описывал примерно следующие круги: «Эдуард, я люблю играть в теннис. А муж - нет. Не хотите ли сыграть в теннис, Эдуард?» Минутой позже: «Я люблю ходить куда-нибудь потанцевать, Эдуард. А муж не любит. Хотите, сходим куда-нибудь, потанцуем, Эдуард?» Чуть позже: «Я люблю ездить на пляж, Эдуард. А муж - нет. Эдуард, хотите, поедем на пляж?» Было яснее ясного, к чему все эти вопросы. Никакой двусмысленности. Но... Я допил чай и раскланялся - и все потому, что она была замужем. Есть вещи почти святые - и моему дружку там делать нечего. Невозможно поверить, что у этой дамы может быть со мной что-то общее. Об ту пору никто не удосужился мне объяснить, что брак воспринимается всерьез всеми, кроме тех, кто в нем состоит. Теперь-то - теперь-то, если речь заходит о моем удовольствии продолжительностью секунд десять, то пусть хоть население целой страны - средних размеров - исчезнет с лица земли... Правильно ли оно?Иные воспоминания способны вызвать лишь скрежет зубовный. Вернее сказать: они досаждают, как застрявшая в зубах кость. И находясь в здравом уме и трезвой памяти, я думаю, мне следовало бы тогда проявить больше почтительности к тому, что находится ниже пояса (потому как, признаюсь - да будет свидетелем мне сам Зерван, - не думаю, чтобы хоть раз в жизни я был готов отвергнуть сам сладостный акт... Последствия его - о да, сколько угодно, но сам акт...). Оставалось утешаться мыслью, что проявленная мной несгибаемая нравственность была все же чем-то большим, нежели еще одной жертвой на алтарь упущенных возможностей. Как знать - вдруг тот отказ спас меня от смерти (от руки обманутого мужа) или от иных превратностей судьбы, которым ничего не стоило бы испоганить мне биографию (хотя, по-моему, поганей, чем она есть, просто не бывает). И конечно же, моя верность приличиям основывалась на вере в то, что у — 267 —
|