Переулок над головой весь в распорках - чтобы дома не сомкнулись. Замок в вырезе неба. Решетки на окнах оплетает листва. За порогом квартиры на третьем этаже прохладный и гладкий пол в узорах из плиток. Тетка, тоже босая, включает свет, открывает ставни и дверь на террасу, где, уложив Анастасию, они садятся, отпадают в плетеные кресла. Целый сад... - Очень он старый? - Крепкий, как дуб. Полон энергии. - Богатый? - Тиа, он коммунист. - Неужели все бедные? - Нет. Но он настоящий. Понимаешь? Для себя ничего, все для дела. - Дом во Франции есть? - Откуда... - А квартира своя? - Социальная. - Но известный ведь? Мир повидал? А меня только в городе знают. Дальше Барселоны нигде не была... Тиа встает, предупредив на прощанье, что цветное белье на террасе выгорает на солнце за час: - iSolamente blапсо! Цикады. Тишина. Верхушки пальм среди крыш отливают серебром. В доме напротив вспыхивает свет, на мгновение озаряя сквозь цветы за решеткой наготу. Она отворачивается - Эсперанса. Книги. Комплект классики - вряд ли для чтения. Мебель темного, почти черного дерева. Очень чисто, не очень уютно. Но после бетонной квартиры в предместье Парижа потолки с балками впечатляют. На стене под стеклом римлянин в тоге. Нет, не Цезарь. Первый испанский писатель, он же философ Сенека. Учитель безумца Нерона. Но не только его одного. Из школы, Сенеки мы все - и ты тоже. Он научил нас, испанцев, стоицизму. Что это? Быть независимым. Любить не себя, а судьбу. Следовать ей и держаться. Понимаешь? Смерти у нас не отнимешь, а в жизни мы вынесем все. Первоиспанец заложил и традицию лысин, наверно. Почему столько лысых? Но не все. Не отец. Самые вирильные в мире, утверждает Монтерлан, которого она открывает в постели, пропахшей лавандой. Самые яростные. Ягуары. Не без этого, но как-то не вдохновляет. Глаза скользят по французской риторике. Самый поздний текст в книге датирован 1936-м. "Бесчеловечность испанского ада"? Другие давно превзошли. Народ в Испании безумен, как в России. Этими параллелями она занималась еще до того, как безумия их вцепились друг в друга, как ягуары, слились в невозможный симбиоз. Она поднимается и выходит наружу. Где он сейчас, Александр? Неизвестно, но можно представить. А он не сможет - при всем своем воображении. Даже не подозревает, что она может быть здесь. Инкогнито. Изнурительно пахнет жасмин. Полнолуние. Замок. Вырастая из скалы, он в серебряном свете парит. Она мысленно произносит по-русски: Воздушный. А по-французски, опять же испанский. Chateau d'Espagne. Нечто безумное, нечто не сбывающееся никогда. Зубцы превращают мощное и филигранное тело башни в фигуру из шахмат. Черную с лунным отливом. Словно бы ищущую в этой ночи игрока. Чтобы продолжить бесконечную партию. Вива я против сущего. Вива я - против данности. Против реальности вашего мира... — 102 —
|