А в общем, и они в прекрасной форме. Держатся, выживают. Как природой положено... Испанцы. Делегаты из Парижа и Рима шокированы тем, что все курят, как на подпольном партсобрании: "Не сходка же ведь..." Изнуренная дымом, напористым сонмом и забытой давно уже ролью "черной овцы", она исчезает - навстречу очередному венку в коридоре: - Инеc, ты? Нет. Зовут Эсперанса. Кафетерий обычный, отнюдь не стерильный, и даже что-то горячее можно, но то один, то другой посетитель вдруг начинал обливаться слезами, рыдать, убиваться, и соседи по столику обнимали его, утешая над прохладительными напитками. Отщепенка, она сидела за кофе одна. С равнодушием к полости рта обожглась. Закурила, не чувствуя вкуса. Левой рукой приоткрыла лежащий на соседнем сиденье ABC. Пустота над страницей. Абсурд. Изначальный, испанский - абсурднее не бывает, чем это наследство отцов. Вдруг превратившееся в абстракцию. И она в нем - абсолютно пустая. Как после аборта. Чистая функция машинального потребления кофеина и сигарет, что, увы, представляет опасность только для лишь мужчины, для хрупкого этого деревца из сосудов, изнутри разрушаемых гигантоманией. Эсперанса... Когда это было? Коммунизм, назови меня Амнезия. 9 утра. Мадрид. Чистота с легким запахом хлорки. Вокзал с французским названием Chamartin не по-парижски резонирует чувствами - то ли освобожденными, то ли не очень и подавляющими... - Инеc! Перед ними в их джинсах и майках распахивает объятья какая-то яркая женщина - накрашенная и напудренная. Все сверкает на ней - ногти, кольца, браслеты и серьги. Пряный запах духов. Цветастое платье из синтетики сжимает огромные груди. - Tia? Tia Ana? - Повтори! Скажи мне еще. - Что? - Что-нибудь! - Я очень рада... - Еще? - Tia, называй меня Эсперанса. Понимаешь? Это Анастасия. Отец ее не смог приехать. Тиа промокает поплывшую краску: - Акцент. Вот уж не ожидала... Маноло, какой? Из-за плеча у нее возникает раскаленный булыжник лба: - Мексиканский, сказал бы я... Низкорослый, корявый силач отбирает чемодан, чтобы на площади уложить в багажник машины - огромной и старой, но ослепительной алой. Американской. Сиденья нагреты солнцем. Подскакивая, Анастасия отвинчивает стекло. - Сразу в Прадо? Гойю, Эль Греко смотреть? Нет? Тогда сразу домой! говорит тиа, целый уик-энд протомившаяся в столичной гостинице. - Но сначала, Маноло, покажи им Мадрид. - Puerta del Sol? Gran Via? - Сам лучше знаешь. А за городом найдешь ресторан. Не какой-нибудь только - смотри. - Я знаю одно место... - Приличное? Эсперанса, она все представляла не так. Посреди авенид у нее возникает московская агарафо-бия. Но это, конечно же, Запад. Европа. Безусловно. Только здесь пальмы. Серо-каменные бастионы первой, предтоталитарной трети века под ярким солнцем вызывают щемящее чувство - как смотришь на старых слонов. — 100 —
|