|
К няньке Персефоне они, конечно, все-таки заглянули: с Эвридикой все было по-прежнему. Вышли из больницы, побрели по ночным улицам. - Я живу тут близко, - сказал Аид Александрович вроде как ни к чему, а оказалось вот к чему: - Зайдем? - Да ведь уже одиннадцатый час, поздно, наверное... - Ничего не поздно, а нормально. Дверь им открыла самая старая старушка в мире, Вера Николаевна. - Моя жена, - представил Аид Александрович, - что бы Вы там себе ни думали. Вера Николаевна рассмеялась - неожиданно звонко, эдаким бубенцом. - А я ничего там себе и не думаю, - от всей души заверил Рекрутов. - Бубенец, чаю давай. - Аид Александрович развернул старушку за плечи и сообщил ей некоторое ускорение в направлении кухни: старушка оказалась резва и через две минуты вышла с чаем на подносике. За столом говорили о таких пустяках, что Рекрутов захмелел. Он и не подозревал этого в Аиде - внимания к фактически неисчислимому количеству вещей, но только не имеющих отношения к медицине, но и вообще безотносительных к чему бы то ни было значительному. Аид, с общечеловеческой точки зрения, просто нес чушь, однако чушь потрясающую, чушь гениальную - полную! Обозначить предмет его речи не смог бы никто: в Аиде бурлил язык - сам по себе, на себя самого направленный и для одного себя существующий, несущий Аида по волнам своим, как щепку. И несомый стихией языка - не одного языка, разных языков! - Аид забывал, кто он, откуда и зачем здесь. "Бог устной речи! - подумал Рекрутов и еще подумал - во второй уже раз: -Я совсем не знаю его... никто не знает его". И благодарно, рассыпчато, безмятежно заливался подле Аида бубенец - самая старая старушка в мире, Вера Николаевна... - Аид Александрович, это Вас! - крикнула она из прихожей, выбежав на телефонный звонок. Разговор по телефону был коротким и каким-то... надломившим Аида. - Я в институт, Вы со мной? - бросил он Рекрутову из прихожей. - Конечно! - Рекрутов выскочил из-за стола с пирогом в руке. - Куда? - обалдела Вера Николаевна, замершая на пороге кухни со свежим чаем на подносике. - Назад, - ответил Аид наполовину уже с лестничной клетки. - Боже мой, Эвридика!.. - полетело им вслед. Глава ВОСЬМАЯ Остановись, МГНОВЕНЬЕ! Спустя несколько минут после того, как Аид Александрович и Рекрутов закончили рабочий день и, заглянув в палату Эвридики, вышли на воздух, Серафима Ивановна (она же нянька Персефона), скушавши гранат, задремала на стульчике около эвридикиной постели. Дремать она могла совершенно безбоязненно, потому что сиделкой прослужила сорок лет. Кажется, это вообще была единственная сиделка не только на отделение, но и на весь институт: считаясь с авторитетом Аида Александровича, для него (и только для него!) сохраняли в советском медицинском учреждении данную символическую штатную единицу... Так вот, сиделка с таким стажем могла не беспокоиться уже, что не проснется, когда нужно будет проснуться. Нянька Персефона и не беспокоилась. — 97 —
|