ласковый взгляд был у нее, западал в душу. Помню, в трудных играх загадывал на своей подаче: если сделаю эйс, то все у нас будет хорошо — так ее любил! Он поднял голову и смотрел куда-то вдаль.
- А что, не мог пригласить куда-нибудь в театр, на
пример?
- Не мог! — почему-то резко ответил он.
- А они к себе в дом не приглашали?
- Да нет. Кто я для них? Пан-спортсмен.
- И больше не встречались?
Он не ответил, думал — я видел — о другом. И потом сказал:
—Но это мне помогло в этой самой мотивации. Я ре
шил доказать/ И мотив «доказать» мне очень помогал в
то время. Хотя он сродни ненависти, близок ей по духу. Ее
я, когда вспоминал, ненавидел.
Он снова думал, но опять об ином. И произнес;
- Виделись недавно. Она стояла среди зрителей и хо
тела, чтобы я заметил ее. Очень хотела...
- Ну а ты?
- А я?.. А я прошел мимо.
- Почему?
- Почему-то прошел. Что-то подсказало мне: «Иди,
так будет лучше!»
Он провожает меня в мою комнату, садится в кресло и
—Ты что, выше Бога?
Услышав это, он встал. В глазах его было потрясение. Губы его шептали:
—Все верно. Кто я, действительно, такой?..
Утро. Мы снова в машине. В его лице только жесткость. И еще — темные круги под глазами. Но сегодня я не спрашиваю о его ночном сне.
Наконец, он произносит:
- А у Вас там, в России есть человек, с кем Вы могли
бы поговорить?
- Да, один человек есть. Кстати, в нашем последнем
разговоре в ответ на мои слова о неудовлетворенности сво
ей жизнью он спросил:
- Что бы ты хотел выбросить из своей жизни? — И я
не знал, что ответить. А ты? Что бы ты хотел выбросить из
твоей жизни?
Он задумался. Потом ответил:
—А у меня и так все выброшено. Только теннис. По
жалуй, я не смогу без него жить, хотя порой бываю сыт
им по горло. А сейчас, после нашего вчерашнего разго
вора, я понял, что главная опасность для меня именно
в нем! Потому что я должен побеждать! Иначе я никому
не нужен! А смогу ли я побеждать с другой мотива
цией ...