Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

Теперь-то я хорошо понимаю, что этот путь по своей природе много легче, чем то, что Вы называете положи­тельной мотивацией, то есть вдохновлять себя такими чув­ствами, как долг, любовь, гордость. Ненавидеть ведь лег­че, чем любить?

Это был вопрос, и я ответил:

• Бесспорно.
• Эта мотивация, в том числе злоба на самого себя за
  свое жирное тело, помогла мне в одном, в том, что я сде­
  лал себя атлетом. Один серьезный тренер по легкой атле­
  тике сказал мне:

—Ты склонен к полноте и, если хочешь быть кем-то в
спорте, будь на ногах, то есть двигайся, пятнадцать часов
в день. — И я двигался пятнадцать часов в день!

Он встал, сказал:

,' — Извините, что-то я волнуюсь. Попьем что-нибудь? И пошел к холодильнику. ...Спросил:

• Продолжим?
• Да-да, я — весь внимание.
• Ас личностью моей происходило то, что и долж­
  но было произойти. Если я проигрывал отдельные игры,
  то всегда причину видел в одном — я недостаточно ра­
  зозлил себя, не нашел нужных аргументов против конк­
  ретного человека. И наступило время, когда я у всех
  стал видеть плохое, и хуже того — искать плохое. К
  примеру, Агасси стал рано лысеть, и это радовало меня.
  Вдруг выяснилось, что мой отец шумно ест, и я стал
  уходить с тарелкой в свою комнату. И ничего не мог с
  собой поделать. Телефонные звонки, казавшиеся беспре­
  рывными, буквально бесили меня. Я не мог долго встре­
  чаться с какой-либо одной девушкой — на второй день
  меня раздражало в ней все.

И вот результат. Хотя в теннисе я кое-чего добился, радости от этих побед я не чувствую. Рад, конечно, но в жизни счастливее не становлюсь. Последние три года у родителей был только в Рождество. Никто мне не звонит, почти.

• Когда обычно начинаются депрессии? — прервал он
  вдруг свой монолог.
• По-разному, но чаще — годам к сорока—пятиде­
  сяти.
• А со мной это началось в двадцать. Было это в
  Гамбурге, кстати, в ночь перед решающей игрой. Поче­
  му-то я проснулся посреди ночи, и душа моя болела, как
  будто я слышал ее стон. Боль была такой, что я хотел
  выскочить в коридор и бежать куда-то, к кому-то. Но к
  кому? И я стал молиться. Просил у Бога одного — по­
  мочь выдержать эту боль. Я понял в ту ночь, что если