Никогда не улыбнется и наш Михаил Яковлевич, почти никогда. Исключение он делает только тогда, когда есть повод посмеяться или поиронизировать над кем-нибудь, в том числе — и над шефом, и не сомневаюсь, что и надо мной, когда нет рядом того, кто возбудил это приятное желание. Михаил Яковлевич — человек в общем скромный и в поступках безусловно порядочный. Но идет от него, и практически всегда, этакий метастаз негативизма, неуверенности в себе и пораженчества. Нет оптимизма у него в глазах, и боюсь, что и в душе. Таких людей, к сожалению и для них, и для тех, кто с ними связан совместным делом, очень много — посмотрите по сторонам. Боюсь, что, как и в шахматах, их больше и в жизни — «человеков-одино-чек», несущих свой крест — отрицательную мотивацию в своей душе. Я не сужу их, не имею права судить. Это их беда, знак судьбы. Оки, может быть, и хотели когда-то, но не смогли найти в себе силы бороться за другой, лучший «образ», за лучшую жизнь. Да, они ки в чем не виноваты, но в бой их брать нельзя. Они, сами того не желая, приносят неудачу. Вспоминаю, как не один раз нам, работавшим с Наной Иоселиани,
— Спасибо тебе за все, — сказала ему Нана после матча, — но, извини, ты внушил мне страшную неуверенность. Вероятно, метастазы неуверенности, боязни поражения и согласия с ним проникают в другого человека на подсознательном уровне, контролировать который практически невозможно. Нельзя идти в бой вместе со слабыми, победа отворачивается от таких людей. Лучше быть одному, как и делали Ботвинник и Фишер. В идеале рядом должны быть сильные люди. Но сильные люди всегда заняты! У них всегда есть свой путь, своя борьба! Мне порой кажется, что сильные все время ищут друг друга, но почему-то не могут найти, не могут объединиться, как не смогли Артур Юсупов и Анатолий Карпов. * * * Мы не сразу закончили тогда разговор с Анатолием Евгеньевичем. Узнав о моем визите к Дворецкому и о разговоре с ним, он был разочарован и не скрывал этого. Этот прирожденный боец сразу понял мою идею и оценил ее. Вместе готовиться, стать на один день одной командой, вместе выйти на сцену и шесть часов чувствовать рядом своего товарища по команде, своего соотечественника! Это был шанс (!), и он уходил неиспользованным. Ничто иное сейчас (и я и Карпов были убеждены в этом) не могло так эффективно помочь, как задуманное временное содружество. Но мы столкнулись с непониманием, и не только, еще и с нежеланием понять! — 318 —
|