Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

«Надо оставить позицию на доске до утра, не убирать шахматы», — пришла идея. Пусть и ут­ром, за нашим завтраком он увидит ее снова и, может быть, улыбнется еще раз. Вряд ли что-нибудь иное может решить такую задачу в такой день.

Он не сразу перешел на другую тему. Сказал после показа партии:

—Плохо играют, и мы не лучше. Наверное, смеются
над нашими партиями, как мы — над их.

И через секунду спросил:

—Ну что, спать?

Я делаю все, что нужно, и не думаю о том, как я вер­нусь в свой номер, выпью холодную кока-колу у телевизо­ра, и потом лягу, наконец, в постель. Это правда, я не ду­маю об этом. «Мне некуда идти сегодня!* — сказал я себе.

Думаю об Анатолии Карпове, о личности своего спорт­смена, и признаю, что далеко не все знаю о ней, далеко не во всем открылся он передо мной за эти полтора года.

Но я не спешу обвинить себя в том, что не завоевал до­верия спортсмена в такой степени, когда он готов расска­зать о себе все, и не только то, что поможет нашему обще­му делу. Давно знаю, что зрелый спортсмен, имевший и без психолога достаточную психологическую поддержку в жизни, строго регламентирует «количество» своей откры­тости, а доверяет свои личные тайны только тогда, когда, во-первых, остро нуждается в этом, а во-вторых, если ве­рит, что никто другой не способен разделить эту тайну с ним так, как ты.

Значит, это время еще не пришло. «И у тебя, — гово­рю я себе, — впереди еще много возможностей сблизиться со спортсменом и быть более нужным ему».

Помню, как Станислав Черчесов, вратарь «Спартака», зашел в мой номер в Новогорске просто побеседовать и, сидя напротив, прощупывал меня своим настороженно-пристальным взглядом и взвешивал каждое свое слово. Нет, это было не недоверие: он, взрослый спортсмен, срав­нивал свои, уже выстроенные и выстраданные жизненные и профессиональные концепции с тем, что советовал ему я. Я видел, как непросто было ему соглашаться с теми моими доводами, в правоте которых я был глубоко уве­рен, а они судя по всему, не совсем совпадали с теми его концептуальными положениями, в которые поверил он.

Мы так и расстались, обменявшись телефонами и не договариваясь об обязательной встрече. Я жду его звонка (он заинтересовал меня как спортсмен, мыслящий глубоко и оригинально), но не удивлюсь, если звонка не будет, по крайней мере до тех пор, пока дела его будут идти хорошо.

Но приходит время (это закон жизни!), когда выстро­енные интеллектом и волей человека «стены» его «психо­логического дома» начнут расшатываться, а «потолок» протекать, и самого его не хватит, чтобы успевать делать своевременный качественный ремонт, и последуют пора­жения — одно за другим, и на повестке дня его жизни