—Я должен был все ему показать, иначе я был бы На этом закончился наш вчерашний разговор, и тренер пошел звать шахматиста на ужин, но они так и не вышли из его комнаты. Я подошел к двери, послушал знакомое: их голоса и стук шахматных фигур — и ушел.
И я повторял его слова:
474
Но одно высказывание тренера не оставляет меня в покое. Вот это уже серьезно, Михаил Яковлевич! — Он выиграл, а по нему это и не видно. Никакого энтузиазма! — сказал тренер после победной партии. Я тоже обратил на это внимание, но принял это за усталость, а сейчас заподозрил другое. Победа не приносит радости, даже такая важная, как эта — последняя! Почему? Что произошло с личностью человека, если достигнутая цель, решение сложной и даже сложнейшей задачи не приносит в его внутренний мир ничего, кроме разве что временного — до следующего испытания — спокойствия? Как исправить это и исправимо ли ото вообще? И тогда — не начало ли это конца? Как всегда, я перехожу на свою личность, сверяю со своей сегодняшней жизненной концепцией. «А разве ты не заметил, — допрашиваю я себя, — подобных изменений и в себе? Не заметил, что к любым поздравлениям стал относиться как-то скептически, более чем равнодушно, а любая удача не более чем успокаивает. Что, это тоже начало конца? И конца чего? И не пора ли спохватиться и что-то изменить в себе? Но что?» — не могу сейчас поставить себе диагноз. ...Шаг назад! Снова эти два слова. Неотступно они преследуют меня здесь, на этом матче, А не попытаться ли это сделать в ближайшее время и стать, например, снова преподавателем ВУЗа, пусть не рядовым, но твои звания дела не меняют, — ты вновь станешь обычным человеком, рядовым служащим, который триста дней в году уходит на работу и вечером возвращается домой. И как примут тебя в этом качестве (а точнее — «количестве») дома, в семье? От тебя отвыкли давно и не будет столь прекрасных встреч и не менее прекрасного их ожидания. И подарков из каждой поездки. Хотя не будет (наконец-то!) этих прощаний перед долгой разлукой, когда все мы садимся «перед дорогой», и мама говорит детям: «Т-с-с!» И несколько секунд сидим в тишине. И все выходят к лифту, и эти не дающие радости прощальные объятия. И их руки, машущие из окна. — 309 —
|