Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

Все это не так просто взвесить.

Но не это (как ни покажется кому-то странным) все же больше волнует меня, когда вновь приходят эти два слова. Главенствует другое. Выдержу ли я сам новую жизнь? Готов ли к столь резкому повороту своего жизненного штурвала?

Один мой товарищ, занимавший крупный пост в Со­вете Министров Грузии, спокойно (хотя все уже руши­лось в республике) рассуждал в разговоре со мной о своем будущем:

— Я спокоен, потому что внутренне готов пойти учите­лем в сельскую школу.

«А готов ли я, — спросил себя я сейчас, — готов ли на самом деле, а не в воображении, снова пойти психологом в юношескую сборную РСФСР, как это было в 1969 году, в год моего старта в практической психологии?» И... не могу ответить сразу. Думаю. Вспоминаю. Потом призна­юсь себе: «Пожалуй — нет!»

И сразу же на помощь этому «нет» пришли воспомина­ния о трудном начале, а оно всегда трудное — в работе психолога с новым человеком. И сказал себе: «Опять тебя ждет то же, что было и двадцать три года назад — нескры­ваемый негативизм врачей и массажистов, насторожен­ность в глазах тренеров, в лучшем случае любопытство — в глазах спортсменов. И никого не будет волновать твой послужной список и такие фамилии как Бубка и Карпов. Все будет именно так, пока ты опять, как и в те далекие годы, не сделаешь главное — не завоюешь полное челове­ческое и профессиональное доверие у семнадцатилетнего мальчика из Уфы и седовласого тренера из Московской области. Опять будешь усыплять всех вместе и тех, кто попросит, — в отдельности, и произносить те же, одинако­во нужные всем слова: "Успокойся. Все будет хорошо. Ты не один. Мы вместе"».

И согрелось при этих словах под сердцем и почему-то в глазах. И требовательнее кто-то во мне произнес: «Так ты готов?»

Но снова я молчу. Но не говорю: «Нет».