Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

все, лишь бы дойти до Майи Чибурданидзе. «Мне бы толь­ко дойти!» — эти слова я слышал столь часто, что уже не забуду их никогда. Это было ее целью и мечтой, и эта цель объединила нас тогда. Я искренне верил, что Нона взяла бы реванш тогда, а для нее было важно видеть и чувство­вать мою веру.

Но было одно «но», и время показало, что оно оказа­лось непреодолимым препятствием для самой шахматист­ки. Посчитав свое поражение случайным, она не пожела­ла (и, вероятно, не поняла, как это было важно и нужно) измениться внутренне как личность. В душе она остава­лась чемпионкой, имела свое мнение по любому вопросу и считала его всегда верным. И хотя в профессиональных спорах не раз уступала моим доводам, но, я чувствовал, делала это больше из уважения ко мне, не желая меня обидеть.

И судьба приготовилась нанести свой удар в самый решающий момент нового матча. Мы снова были вместе. Тщательно готовились к каждой партии и восстанавлива­лись после нее. Нона уверенно вела матч (там тоже было десять партий), и за две партии до конца счет был 5:3. Оставалось сделать одну ничью, и никто не сомневался, что завтра (то есть в день следующей партии) матч будет закончен.

Тогда это и случилось. После хорошей победы в вось­мой партии я, как всегда, ждал ее у выхода. Там же ожи­дала ее большая группа людей — ее родственники, близ­кие и дальние, обступившие ее мгновенно, и я минут де­сять ждал, когда же она вспомнит обо мне, и мы пойдем делать восстановительный сеанс, а он до этого дня считал­ся у нас обязательным.

Но.., опять «но». Услышал я через десять минут дру­гое, совсем не то, что ожидал.

— Завтра я не играю! — безапелляционным тоном за­явила она и стала садиться в машину.

Эту сцену я вспоминал не раз в эти годы. Она садилась в машину, а я стоял и молчал. Конечно, я должен и даже обязан был (сейчас я считаю, что обязан) сразу вмешаться в этот опаснейший процесс выхода личности бойца из бо-