Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

Почти все осуждали этот мой шаг — работать с Анатолием Карпо­вым. По другую сторону баррикад были многие из тех, кто не по­желал в свое время угодничать перед чемпионом мира 1975—1985 годов и его приближенными, захватившими в те годы абсолютную власть в шахматах.

Я и сам был на той стороне, десять лет в связи с этим никуда не выезжал, яростно болел за Корчного в дни матчей в Багио и Мерано, а затем — за Каспарова, а также всех тех, кто хотя бы эпизодически выигрывал у Карпова отдельные партии или опережал его в турнирах.

Но не буду скрывать, как психолога меня всегда интриговала его личность. Еще в матче 1974 года, когда я работал с Корчным («Иро­ния судьбы: с осени 1990 года профессор Загайнов стал личным пси­хологом Карпова*, — так напишет позднее доктор наук Виктор Мал-кин), я не раз задавал себе вопрос: «Откуда эта уверенность совсем юного человека в бою с таким великим бойцом, каким всегда был Виктор Корчной?» В каких боях он приобрел ее? Вроде не было таких боев в его жизни. А не означает ли это (в данном случае), что эта абсолютная уверенность есть врожденное качество личности столь хрупкого на вид человека?

Как хотелось порой просто поговорить с ним, всмотреться в его глаза, приоткрыть дверь в его внутренний мир, прочно закрытый (я всегда был уверен в этом) для всех других. Да, так оно и оказалось: Анатолий Карпов как личность — система абсолютно закрытая. И все два года я пытался (думаю, дневники доказывают это) сблизиться, сократить дис­танцию, сдружиться, лишь с одной целью — быть более полезным и эффективнее влиять на все его дела, и не только шахматные.

Удавалось ли мне это? Иногда казалось, что да. Но проходило время, и я признавался себе, что он вновь далеко, как и от всех других.

Сегодня, когда стало окончательно ясно, что мы разошлись на­всегда, я подвел итоги моей двухлетней работы, точнее — моего двух­летнего эксперимента, и признаю его неудачным. Я не смог помочь Анатолию Карпову вернуть звание чемпиона мира. Я не стал его другом. Я не раскрыл его личность.

Но, как известно, отрицательный результат — тоже результат. Что же есть этот «результат» в данном случае? Что не сделано зря? Что же стало компенсацией за целых два года жизни?

«Эти страницы!» — вот мой ответ. А также все то, что пережито и не забудется никогда. Те, к сожалению, редкие минуты, когда была пусть иллюзия дружбы, единства и откровенности. Быть мо­жет, с такой личностью и это — пусть маленькая, но победа. Хотя и зовется она «Поражение».