Слава бежал на кухню, хватал огромный хлебный нож, заносил над собой и вопил: — Прощай! Я ухожу из жизни! И во всем этом был такой сексуальный привкус, что зрителям становилось неловко, словно перед ними были не наивные тряпичные куклы, а живые люди в момент любовного экстаза. В другие же минуты этот двенадцатилетний мальчик был тише воды, ниже травы и сидел всегда рядом с мамой, хотя все остальные дети рассаживались вокруг стола отдельно от родителей и, напротив, всячески стремились продемонстрировать свою независимость. Мама, ссылаясь на его чрезвычайно хрупкое здоровье, перевела Славу на домашнее обучение. Друзей у него не было. Каждая робкая попытка Славы сблизиться с кем-то из лечебной группы встречалась мамой настороженно. Она старалась ни на минуту не упускать Славу из виду и зорко следила, не «подавляет» ли его новый приятель. Ей все время казалось, что его кто-то подавляет. Во время одной из бесед мама призналась, что она сама провоцирует множество скандалов. И, быть может, потому, что когда она была ребенком, все ее игры с отцом непременно заканчивались бурными сценами, слезами и побоями. То есть свой детский стереотип отношений с отцом она перенесла на ребенка. Кстати, когда что-то похожее на описанное нами происходит между девочкой и отцом, то в психоанализе это называется «комплексом Электры». С такими Разбирая подобные отношения, Фрейд отводил в них ведущую роль ребенку, причем ребенку особого, невротического склада. По его мнению, это было связано с «ранней сексуальной травмой», с тем, что когда-то, в самом нежном возрасте, человек стал свидетелем интимных отношений родителей, и это, запечатлевшись в подсознании, исказило его мировосприятие, в частности — сферу влечений. Отважимся заявить, что у нас вызывают сомнение два момента: во-первых, обязательное наличие ранней сексуальной травмы и, во-вторых, то, что ведущая роль в «психологическом браке» принадлежит ребенку. Если первое проверить практически невозможно, то второе — «кто виноват?» — мы видели своими глазами и неоднократно. Этот стиль отношений (как, впрочем, и любой другой) безусловно задают родители. Другое дело, что они «ничего такого» не имеют в виду. Обоснования звучат, на первый взгляд, благородно: хочется, чтобы ребенок поскорее стал другом, собеседником, опорой. — Он абсолютно все понимает. И я ему все, все рассказываю. Как взрослому! — Это мать о сыне. — 27 —
|