Разноцветные белые вороны

— Опять наговорили с три короба, — устало вздохнет наш читатель. — А выводы, выводы? Сухой остаток?

И правда, пора закругляться. А вывод наш таков: равновесие. На одной чаше весов написано «права», на другой — «обязанности». Если на одну чашу положили новую гирьку — не забудьте восстановить равновесие, бросив соответствующую гирьку и на другую. А то нередко расширение прав ребенка (без которого все равно не обойтись!) почему-то не связывается с увели­чением обязанностей. В результате вырастает тиран-неумейка, своенравный и инфантильный. Если же постоянно перевешивает чаша обязанностей, вы можете получить забитое покорное существо: не кроткое, т. е. свою волю смиряющее, а именно покорное, т.е. своей воли не имеющее. А хочется, чтобы вырос не тиран и не раб, а нормальный свободный человек, ведь правда?

Не думайте, что соблюдать равновесие очень сложно, весы-то чисто символические, а вовсе не прецизион­ные, не аптекарские. Предположим, что вы впервые разрешили ребенку поехать в гости к другу, живущему в нескольких остановках от вас. Хорошо. Но будет еще лучше, если он теперь и сестру начнет время от времени забирать из садика, раз он такой взрослый. Естественно, варианты могут быть самые разные. Ва­жен сам принцип «динамического равновесия». Один из немногих принципов, которыми, на наш взгляд, не стоит поступаться.

Бес материнской любви

В своей книге «Любовь» английский филолог и фило­соф Клайв С. Льюис пишет, что любовь, ставшая богом, становится бесом. И продолжает: «Когда глупая мать балует ребенка (а на самом деле — себя), играет в живую куклу и быстро устает, действия ее вряд ли «станут богом». Глубокая, поглощающая обоих любовь женщины, которая в полном смысле слова «живет для своего ребенка», богом становится легко... Она (лю­бовь) станет богом, станет бесом — и разрушит нас, а заодно и себя...».

И не надо думать, что такое встречается раз в сто лет. Слова «держится за материнскую юбку», «я ему жизнь отдала, а он...» и тому подобные слышатся (и всегда слышались) сплошь и рядом.

Поначалу эта картина выглядит идиллично. Нежный, хрупкий, ангелоподобный малыш льнет к своей маме. И мама, будто ожившая скульптура «Материнство», сильным, но нежным объятием защищает свое сокро­вище от безумного, безумного, безумного мира. Даль­ше — больше. Малыш растет и крепнет, но и объятия, которые, казалось бы, по мере его роста должны ослабнуть, тоже крепнут.

— Он без меня ни шагу! — хвастается такая мать своим подругам. — Куда я — туда и он. Вот даже в уборную зайду, а он уже: «Мама! Где ты?»... А я... я вообще без него не живу. Отвезу в субботу к бабушке, а сама на стенки лезу. Вся жизнь в нем...