Разноцветные белые вороны

Многие специалисты, имеющие дело с детским аутиз­мом, говорят об удивительной противоречивости в поведении таких детей, об их так называемом мозаич­ном развитии. В чем-то они могут опережать своих сверстников, а в чем-то безнадежно от них отстают. Например, двухлетний ребенок, по данным К. С. Лебединской и О. С. Никольской («Диагностика раннего аутизма». М., «Просвещение», 1991), не пони­мающий, что такое «я», «мы», «они», свободно владел при этом сложной развернутой фразой. Те же авторы указывают на такие интересные случаи: двухлетний аутичный мальчик, который, казалось, не замечает ничего вокруг, ушел с дачи и, правильно пройдя несколько поворотов, пришел к водонапорной башне, где впервые был с отцом два дня тому назад... Или: мальчик, которому ставили диагноз умственной отста­лости, в два года собирал разрезные картинки, мог показывать на рисунках с контурами графических фигур пирамиду и конус.

Поскольку нас более всего интересуют эмоциональ­ные проявления, мы, когда имеем дело с аутичными детьми, бываем более всего поражены внезапными проблесками именно в этой сфере, будто тайная жем­чужина подает слабые сигналы о том, что она все-таки есть. Приведем два ярких случая.

Славик, юный художник, о котором мы уже упоми­нали, вел себя на занятиях очень отрешенно: улыбался бессмысленной улыбкой, никак не реагировал на наши слова, а за ширмой, как эхо, повторял обрывки фраз, произносимых матерью. (Такая эхолалия — тоже весь­ма частая особенность детей -аутистов.) И вдруг, на четвертом занятии, произошел некий прорыв. Зайдя за ширму, Славик неожиданно вступил с нами в диалог. Это продолжалось несколько минут, и, когда он вышел из-за ширмы, мы увидели на его лице совсем другую улыбку — улыбку счастья.

Девятилетний Вася напоминал мальчика Кая из «Снежной королевы». Казалось, что в его сердце застрял ледяной осколок, большие серые глаза напоми­нали ледышки. Даже когда он плакал, эти ледышки не таяли, а лишь слегка подтаивали. На протяжении двухмесячного цикла занятий Вася не проявлял ника­ких человеческих эмоций. В особенности позитивных. На все происходившее на ширме он или смотрел равнодушно, или вовсе не смотрел, а, уткнувшись матери в колени, бубнил что-то свое. Когда другие ребята смеялись, он никогда не заражался их смехом, а если — обычно не к месту — смеялся сам, в этом смехе тоже было что-то ледяное, механическое, пуга­ющее. Не трогала его и наша похвала. Казалось, ему ни до кого и ни до чего нет дела.