Разноцветные белые вороны

Ту же аналогию можно провести и относительно речи. Аутичные дети (особенно дошкольного возраста) часто говорят о себе в третьем лице («Юра не хочет», «Саша уйдет»), пользуются для выражения своих жела­ний неопределенной формой глагола («Пить!» — вмес­то «Я хочу пить»). И вообще их речь, с одной стороны, бедна и даже односложна, а с другой — изобилует повторами, и эти повторы бывают ритмизованы. Такие речевые характеристики тоже подтверждают аналогию с первобытными людьми. Достаточно вспомнить диа­логи Миклухи-Маклая с жителями Новой Гвинеи или описания более поздних исследователей.

Интересно и то, что многие аутичные дети чувствуют какую-то особую близость с животным миром. Боясь людей, они часто не боятся животных и прекрасно их понимают. У нас был восьмилетний мальчик, который панически боялся любого контакта, не вступал в диалог и ни на полшага ни при каких обстоятельствах не отходил от своей мамы. Казалось, что он никого «в упор не видит». Однако, посмотрев его рисунки, мы поняли, что это совсем не так. Славик прекрасно видел зверей и прекрасно изображал их — в статике и в динамике. Его мама однажды принесла на занятие целую стопу рисунков. Кого там только ни было! Спящая собака и идущая по крыше кошка, белка на дереве и бегущее стадо оленей. Он так точно подмечал пластику животных, что казалось, это нарисовано, мастерской рукой художника-анималиста. А потом мама показала нам рисунок, на котором был изобра­жен автобус, полный пассажиров. И мы содрогнулись, увидев вместо людей каких-то звероподобных монст­ров, которые, если кого и напоминали, то египетских богов с песьими и птичьими головами. Зная обстановку, в которой рос Славик, можно со всей ответствен­ностью заявить, что подобных иллюстраций он нигде никогда не видел.

Любопытно, что по мере адаптации к жизни (мы ведем Славика уже два года и в этой главе еще расскажем о нем) мальчик стал несколько по-другому рисовать: чем меньше он боялся людей, тем чаще, а главное, реалистичнее он их рисовал и... утрачивал былое мастерство в изображении животных.

Другой аутичный мальчик, правда, не такой тяже­лый, — назовем его Кирюшей, — будучи поверхностно контактным с людьми, прекрасно контактировал с кошкой, которая жила в семье, мог с ней часами играть и даже вел что-то вроде дневника, в котором методич­но описывал ее повадки. Больше всего на свете он любил ездить на дачу, где можно было пойти в лес или на рыбалку. Если по каким-то причинам поездка на дачу отменялась, Кирюша был безутешен.