В зеркале философии

Диагнозы безнадежности, утверждения о бессмыс­лице и последних днях Человечества множатся. Еще в прошлом веке тот же Ф. Ницше говорил, каким жалким, каким призрачным, каким мимолетным, ка­ким бесцельным и произвольным исключением явля­ется в природе человеческий интеллект. Да и его но­ситель — человечество. Были вечности, когда его не было, будет время, когда от него и следа не останет­ся. И в нашем веке все экзистенциалисты, люди умуд­ренные и скорбные, хором и поодиночке говорят о леденящем одиночестве каждого, о нашей “брошенности” в чуждом мире, о непрочности и зыбкости су­ществования.

Все безысходно, на всем тлен, ждать нечего, спра­шивать “куда” и “зачем” просто не имеет никакого резона. Над нами царит ощущение страха, преддве­рия хаотичности, катастрофы.

Но так ли это? Поразмышляем над тем, а что соб­ственно имеется в виду, когда говорится о кризисе?

Обратимся к классике. Хотя бы к К. Марксу. Уж он-то о кризисах написал немало. И наряду с анали­зом экономических и политических их модификаций дал и общетеоретические определения. По его мне­нию, в социальной системе кризис имеет место тогда, когда распадается единство моментов, ставших самос­тоятельными, и необходимо воссоздание цельности. При этом в прошлом в обществе кризисы разреша­лись с применением тех или иных форм социального насилия (от угроз до применения оружия). Насиль­ственное разложение единства или столь же насиль­ственное воссоединение уже разделенного — такими были кризисы бытия. Кризис, конечно, есть распад целостного, системы, ее деструкция, результат разви­тия внутреннего противоречия или внешнего удара, ведущий либо к уничтожению, либо к переходу в но­вое состояние.

О том, что кризис не всегда зло, говорили мысли­тели разных направлений. Питирим Сорокин в книге “Человек и общество в условиях бедствия”, написан­ной в годы второй мировой войны, утверждал, что бедствия не являются исключительным злом, наряду с их разрушительными и вредными действиями они играют конструктивную и положительную роль в ис­тории культуры и творческой деятельности человека. Для человечества катастрофы имеют великое обучающее значение.

Но в этом же ракурсе размышлял В. И. Ленин в годы первой мировой войны, когда говорил, что всякий кризис означает (при возможности временной задержки и регрессии) ускорение развития; обострение противоречий; обнаружение их; крах всего и т. д. В этом, как он полагал, полезные черты всякого кризиса. Конечно, оценки П. Сорокина и В. И. Ленина обнадеживают. Но не следует забывать, что они написаны в доатомную эпоху, в пору, когда не обозначилась экологическая угроза, когда мы были беззаботны в отношении космических опасностей, когда еще не было глобальных проблем (продовольственной, водной, ресурсной, демографической, урбанистической и иных). Как говорится, их бы слова, да Богу в уши, их бы устами, да мед пить. Но все же, размышляя дальше о глобальном кризисе, отдадим предпочтение не тем, кто зовет сложить руки и покорно ждать краха, а тем кто готов искать выход, верит в разум и волю челове­чества.