Слова и вещи

25

культурологических обобщений «Слов и вещей» уступает здесь место более тщательной и методологически отчетливой прора­ботке историко-культурного материала. Цель «Археологии зна­ния» — в прояснении задач исторического (или, точнее, архео­логического) исследования культуры, которые ранее скорее скрыто подразумевались, нежели открыто высказывались. Для историка (археолога), заявляет Фуко, нет в культуре ничего, заранее заданного: ни грани между объектами наук, ни соот­ношения наук с другими формами общественного сознания; даже такие объекты, как «автор» или «произведение», не под­разумеваются сами собой. Все факты, все атомы культуры, представляющиеся неделимыми, подвергаются делению, все они вписываются в контекст речевых или «дискурсивных» практик. «Дискурсивный» у Фуко не значит «рациональный», «логиче­ский» или «языковой» в собственном смысле слова. Дискур­сия — это срединная область между всеобщими законами и ин­дивидуальными явлениями, это область условий возможности языка и познания 1. Дискурсивные практики, по Фуко, не исклю­чают других видов социальной практики, но, напротив, предпо­лагают их и требуют выявления сцеплений между ними. Иссле­дования дискурсивных практик и дискурсивных ансамблей, воз­никающих как их результат, должны показать, по каким истори­чески конкретным правилам образуются объекты тех или иных наук (ибо они не находятся ни в «словах», ни в «вещах») ; как строятся высказывания (ибо они не подчиняются ни трансцен­дентальному субъекту, ни индивидуальной субъективности, но лишь безличному субъекту дискурсии); как задаются понятия (посредством связи дискурсивных элементов на допонятийном уровне — путем пересечения, подстановки, смещения, выведения, совместности — несовместности и др.); каким образом совер­шаются выборы тех или иных мыслительных ходов (в тех слу­чаях, когда, казалось бы, одинаковые условия равно допускают прямо противоположные решения).

Ни дискурсивные практики, ни их сочленения в дискурсив­ные ансамбли не налагаются на эпистемы «Слов и вещей». Это свидетельствует о значительных сдвигах в методологической позиции автора. Дело здесь не только в переименовании старых

1 "Discours" — одно из самых употребительных слов у Фуко. Оно не под­дается однозначному переводу на русский язык. Там, где оно не имеет яв­ного терминологического смысла, его приходится переводить «речь», изредка «рассуждение». Там, где оно употребляется как термин, причем термин ис­ходный и неопределяемый — в «Словах и вещах» он обычно относится к языку классической эпохи с его способностью расчленять мыслительные представления, выражать их в последовательности словесных знаков, — при­ходится переводить его словами «дискурсия», «дискурс», «дискурсивный». В поздних работах Фуко значение этого слова еще более расширяется и по­крывает, по существу, всю совокупность структурирующих механизмов над­стройки в противоположность «недискурсивным» — экономическим, техниче­ским — механизмам и закономерностям.