Философские курсы, прочитанные в Славяно-греко-латинской академии, в это время также представляют комментарии на сочинения Стагирита. Как по способу изложения, так и по содержанию они во многом схоластичны, исходят из учений так называемой второй схоластики, представленной именами Суареса, Овие-до, Васквеза, Толетта, Арриаги (XVI—XVII вв.). Профессора Славяно-греко-латинской академии нередко критиковали представителей схоластики и их решения многих важных философских проблем, таких, как соотношение материи и формы, сущности и существования, прерывного и непрерывного, категорий и др. Они брали из учений схоластов только то, что соответствова- 19 См.: Стихотворение Кариона Истомина: Прилож. № 1 // Смирнов С. К. Указ. соч. С. 397—399. 22 ло потребностям отечественной духовной культуры, и прежде всего навыки рационального мышления, ведения диспута. Схоластика восполняла «пробелы» в ускоренном развитии отечественной духовной культуры, но не приобрела самостоятельного историко-философского значения. Она была введена в духовную культуру России и других восточнославянских народов в период, когда в ней уже присутствовали элементы гуманизма, присущего Возрождению. Однако недостаточное развитие предбуржуазной и раннебуржуазных социальных отношений в России, отсутствие достаточно развитой теории абстрактного мышления, логико-дедуктивных операций, философского дискурса, а также опыта университетских философских диспутов и интеллектуального общения ученых в академических кружках препятствовали консолидации их в целостный историко-философский этап. (Единственными идеями, на которые мог опереться зарождающийся гуманизм в предшествующей отечественной духовной культуре, являлись философские идеи восточной патристики. Но они не обеспечивали той школы мышления, которая была необходима для развития элементов гуманизма в целостную теорию). Конечно, профессора академии в этот ее период продолжали опираться на традиционные авторитеты. Вместе с тем они уже настолько возвышали разум и так широко простирали его границы, что часто загоняли в тупик богословие. Ослаблялись основы веры, усиливалось понимание неизбежности разграничения разума и веры, философии и теологии. Эта тенденция укреплялась и от того, что московские профессора в этот период значительно расширили использование античного наследия. Имена Фалеса, Анаксагора, Гераклита, Демокрита, Эпикура, Аристотеля и Платона, Сенеки и Цицерона, Плиния и Галена и десятков других античных мыслителей встречаются в их философских курсах не реже, но даже чаще, чем имена отцов церкви и средневековых авторов. Присущее Возрождению стремление совместить античное наследие и христианство — весьма характерная черта лекционных курсов московских ученых этого периода. Еще шире использовались сочинения античных поэтов, писателей, историков, естествоиспытателей, ораторов в курсах риторики и поэтики. Московские профессора советовали в героической поэме равняться на Вергилия, в трагедии — на Сенеку, в комедии — на Плавта, Теренция, в элегии — на Проперция, Овидия, в сатире — на Персия, Ювенала, в лирике — на Горация, в эпиграммах на Марциала. Значительное количество сочинений античных авторов было и в личных библиотеках профессоров академии. — 21 —
|